Вспомнил я тут про Пирата. Вот тебе и защитник! Удрал домой, оставил хозяина в беде.
Рассердился я, бросил вниз пустую коробку и грожу своему караульному кулаком:
— Ружье бы достать… Ужо пронял бы я тебя пулей!
Без всякой мысли я это сказал, но слово одно в голову запало: достать! Единственный выход. Только как это сделать? Думал, думал — и решил попытаться.
Ружье лежало под самой елкой. От нижних сучьев до него было метров пять. Если связать шарф и опояску — вполне хватит. Но какой крючок привязать к этой бечеве, чтобы подцепить ружье за ремень?
Обшарил все карманы — ничего не нашел. Пришлось выламывать крюк из сучьев.
Долго я ладил свою «удочку». Пальцы побелели, стали как деревянные — не гнутся, да и только! А тут еще в сон потянуло. Так и хочется бросить все и закрыть глаза хоть на десяток минут. Знаю: поддаться — значит конец. Креплюсь из последних сил…
И вот «удочка» готова. Спустился я на нижние сучья, привязал свободный конец к ели, а крюк бросил на снег. Потом тихо потянул к себе, и… ружье «поймалось»!
Поднял я двустволку вверх, заложил патроны, и от радости будто теплей стало. Глянул на волка и говорю этак ласково:
— Досиделся, голубчик? Сейчас угощу!
Взвожу курок, а зверь — что за чудо! — хвостом виляет! Смахнул я с ресниц иней, присмотрелся:
— Пират!.. — и кубарем с елки.
Прыгнул ко мне пес, лижет лицо, руки, рычит от радости. А я целую его в морду, смеюсь и ругаю…
Одумался маленько, вспомнил про зверя. Неужели, думаю, сдуру по Пирату стрелял? Пошел в кусты. Нет! Первый-то самый настоящий волк был. Там он и лежал, где настигла пуля. Закоченел, будто кочерыжка. Да и немудрено: не зря говорю я, что раньше-то в Сибири морозы покруче были!
В пургу
Про сибирскую пургу много рассказов ходит. Всякое говорят. А чаще всего приходится слышать, что, если, дескать, она в пути застигнет — пропал человек.
Я всю жизнь в Сибири прожил, всего повидал. И надо сказать прямо: хоть и зла пурга и страшна, да человек ее всегда пересилить может, коль в панику не впадет.
В тайге с пургой бороться легче — тише она тут бывает. В тундре — там другое: как разбушуется ветер, как поднимутся на воздух снежные тучи, совсем пропадает свет, и теряется человек, словно песчинка в море.
В тундре я не жил, а бывать приходилось. Еще с отцом промышлять песца ездил. И один раз в такую пургу попал, что на всю жизнь она мне запомнилась.
В ноябре было. Нагрузили мы двое нарт капканами, впрягли ездовых собак и направились в тундру. В пути были долго, но доехали благополучно. Остановились в чуме у знакомого ненца и занялись промыслом.
Песец — хитрый зверь! Капканы на него умело настораживать надо. Чуть неладно поставишь — сразу поймет, что кроется тут опасность, и далеко это место обойдет. И чтобы работа впустую не пропала, подолгу с каждым капканом возиться приходится. А их — сотни. Ну, и ездили мы с отцом все время по тундре, а после пурги так и по три — четыре дня кряду в чуме не ночевали.
Правда, так в начале промысла было. Потом-то мы додумались: зачем вместе ездить? Поодиночке куда сподручнее.
И вот направились мы однажды осматривать капканы, каждый в свою сторону. Махнули друг другу рукавицами и разъехались.
Закутался я потеплее в оленью доху, крикнул на собак — и только кустики по сторонам замелькали.
Чум скоро из виду скрылся, и такое одиночество меня сразу охватило, словно во всем мире остался один я да мои собаки. Куда ни глянешь — снег, бескрайная равнина. Ни звука, ни движения… Только и слышно, как снег под полозьями поскрипывает да невесть отчего тявкнет иной раз собака. Изредка полыхнет в небе северное сияние, вспыхнет, заискрится снег, и снова сомкнется вокруг полярная ночь… Кричи — никто не услышит, умирай — никто не увидит. Тундра!..
Однако долго раздумывать было некогда. Добрался я до капканов. И тут оказалась уйма работы: где приманка сорвана, где насторожку проверить потребовалось, а где и песец попался. Хлопот — хоть отбавляй, не заметил, как и время прошло.
Осмотрел последний капкан, остановил упряжку. Уложил поудобнее добычу, оглянулся вокруг и тут лишь заметил, что погода стала меняться. Пропали звезды, начал потягивать ветер. По тундре, меж скрюченных кустиков, снежные струйки потекли.
«Будет пурга», — сообразил я и, крикнув на собак, помчался к чуму.
Знал я, что трудно уйти от пурги, но собак все же гнал из последних сил. Хотел, пока было тихо, проехать как можно больше. И пролетел немало, перевалил, пожалуй, за половину пути. А дальше…
Дальше началось такое, что даже сейчас жутко вспоминать.
Навстречу рванул бешеный ветер, снег на воздух взметнул. Темь кругом наступила — в двух шагах ничего не видно. С нарт меня сбросило, захлестнуло… Ну, думаю, пропал!
Поднялся на ноги, стал искать упряжку — ее и след простыл: убежали собаки.
А пурга не на шутку разгулялась. Упал я на снег, а подняться не могу — ветер не дает. Чувствую, как перекатывается через меня снег, заваливает со всех сторон.
Нет, думаю, лежать тут не приходится, надо к чуму двигаться!
Пополз.
Трудно сказать, сколько я времени двигался вперед. Наверно, долго, потому что много было на моем пути остановок. Выбьюсь из сил — полежу, отдохну — и дальше… А потом потерял рукавицы: сперва одну, затем другую. Без рукавиц как поползешь? Руки обморозить можно.
Решил переждать пургу. Поднял воротник, закутался в доху, лег. И хоть старался не уснуть, а все-таки, кажется, задремал. Очнулся под снегом. Занесло меня толстым слоем, заровняло…
Хотел я сперва наружу вылезть, а потом передумал. К чему? Здесь-то было теплее и спокойнее. Поворочался с боку на бок — под снегом пустое пространство образовалось, вроде пещеры. Полежал, полежал, да и опять уснул.
Долго мне пришлось лежать в своей берлоге. Устроился совсем по-домашнему. Примял снег поглубже — садиться можно стало. Вверх дыру пробил, чтобы воздух свежий попадал. Правда, заносило ее, очищать все время приходилось, да делать-то мне было нечего…
С квартирой я устроился ладно, а вот с пищей дело скверно обстояло. Завалялся в кармане сухарик, так на много часов пришлось его растянуть. Съел последние крошки — совсем ничего не осталось, хоть снег ешь.
Чувствую — слабеть начал. Чтобы время скорей проходило, спать старался. А только и сна уж не было… Одной надеждой жил, что пурга скоро перестанет.
И дождался. Проснулся как-то, пробил дыру — снег сверху не сыплется. Выглянул вверх — звезды сверкают. Кончилась пурга! Вылез из-под снега, оглянулся. Тишина… Воздух не шелохнется, небо чистое, северное сияние полыхает. Даже не верится, что час назад пурга бушевала.
И вдруг — бывают же такие истории! — увидел я в стороне свой чум. Шагов сто всего до него и было…
Как явился домой, как меня встретили — про это уж говорить не буду! Сами понимаете, какая была радость!
А под снегом, оказывается, просидел я без малого трое суток.
Подо льдом
Чего только не случается с нашим братом-промысловиком! Иной раз в такое положение попадешь, что не знаешь, как из него выйти. И если не выручит смекалка, погиб человек.
Со мной тоже был такой случай. Совсем на краю гибели стоял, но не растерялся — и остался жив.
У каждого зверолова имеется в тайге свой «путик». Это линия, по которой настораживаются капканы и разные самоловы. Тянется она иногда до трех десятков километров.
Есть путик и у меня. Начинается он близ нашей деревни, зигзагами идет по тайге и кончается в далекой глуши.
Собрался я как-то осмотреть самоловы. Было это в морозный день. Градусник ниже сорока показывал. Думалось мне, что, когда солнышко поднимется, теплее станет. А только оно до самого вечера так и не пробилось сквозь льдистую мглу.
Несколько дней перед этим я не бывал на путике, и потому много дел там оказалось: где приманка сорвана, где ловушки захлопнулись, а в некоторых местах снег так затвердел, что пришлось капканы заново устанавливать.