Кончили мы ловлю почти так, как предсказал дед: у Павлика было полное ведерко, а у меня улов едва закрывал дно…
Подходя к дому, мы опять встретили деда Илью.
— Ну как? — поинтересовался он.
Мы показали ведерки.
Увидев мой улов, дед покачал головой и лукаво улыбнулся:
— Так и не понял, в чем дело?
— Нет, — ответил я.
Дед указал пальцем на мое удилище:
— Белое.
— Только что сделал, — сказал я.
— И рубашка у тебя белая, — продолжал дед. — А у Павлика и удилище черное, и рубашка серая. Соображаешь?
— Что-то не пойму…
— Рыбу пугает белый цвет, — объяснил дед. — Твою удочку и рубашку она небось шагов за двадцать обходила.
— А Павлик все время разговаривал! — пытался я возразить.
— Разговор почти не мешает ловле, — продолжал дед. — А вот движений рыба боится. Ты попробуй: стань на берегу и стой; выплывет рыба — начни говорить: ей хоть бы что… А махни рукой — только ее и видел!
— Что ж ты раньше меня этому не научил! — сказал я.
Дед засмеялся:
— Так будешь лучше помнить. Не помучишься — не научишься!
Охотничий опыт
Во время зимних каникул я приехал в деревню. После шумного города все здесь казалось необычным: и постоянная тишина, и высокие, никем не истоптанные сугробы, и волчий вой по ночам, и засыпанные снегом, безжизненные поля, и лес…
Впрочем, мертвым казалось все только на первый взгляд. Выйдя за деревню, я увидел, что везде шла обычная зимняя жизнь: в мелколесье с шумом летали рябчики, у срубленных осинок снег был примят зайцами, на каждом шагу попадались следы горностаев.
Я достал из кладовой капканы и, привязав к их тарелочкам излюбленную пищу горностаев — мышей, насторожил капканы там, где встречалось больше всего следов.
— Завтра приду с добычей! — сказал я отцу за ужином.
— Не хвались, — сдержанно заметил отец.
Но я был уверен в успехе.
Каково же было мое удивление, когда утром, обойдя капканы, я увидел, что все они пусты! А свежих следов было так много… К одному капкану горностай подошел совсем вплотную и вдруг, чего-то испугавшись, прыгнул в сторону и ушел.
— Ну, как дела, охотник? — встретил меня отец.
Чуть не плача с досады, я рассказал о неудаче.
— А правильно ты насторожил капканы? Снегом засыпал? Только мышка сверху?
— Засыпал.
— Возле капкана своих следов не оставил?
— Нет… С лыж не сходил.
— Не понимаю… — развел руками отец.
Мы еще раз обошли капканы. Отец только пожимал плечами. И вдруг он хлопнул себя по лбу:
— А мышей как привязывал? Голыми руками?
Я кивнул головой.
— Так и есть… Нельзя!
— А как же? — растерялся я.
— В рукавицах! — ответил отец. — Рукавицы и капкан надо натереть хвоей: она запах человека отбивает. А тронешь голой рукой приманку — пропало дело, горностай не возьмет. Нюх у них острый!..
После этого все долго смеялись над моим хвастовством. Но обижаться не приходилось: охотничий опыт дается не легко!
Журавли
Отправил меня колхоз с Иваном Кузьмичом, соседом, в тайгу за кедровыми шишками. Насушили мы сухарей, всякий дорожный припас заготовили. Наутро выезжать решили.
А ночью у Кузьмича беда приключилась: забралась в сени свинья, выволокла сухари во двор да чуть не все и съела.
Здорово рассердился сосед, даже палкой хотел побить виновницу, но она шмыг в калитку — только ее и видели!
Смех меня разобрал, а Кузьмич ругается:
— Свинья, по-свински и делает! Всю поездку нам расстроила!
Перестал я смеяться. В самом деле, не поедешь в тайгу без сухарей. Пока снова наготовишь — три дня пройдет. А тут погодка золотая установилась, каждый час дорог.
— Знаешь, — говорю, — Кузьмич, что я надумал? Пойдем мы налегке, пешком, а припас ребята после привезут. Жалко время зря проводить!
Так и сделали. Взяли в котомки немного продуктов, закинули за плечи ружья и отправились.
Кедровая падь, где каждый год мы шишковали, далеко была, два дня идти пришлось. Но мы и еще столько шли бы о удовольствием. Так хорошо осенью в тайге, что и передать трудно! Лес будто горит весь: тут и красная, и желтая, и оранжевая краски; куда ни глянешь — ягодные кусты от спелых кистей гнутся, а воздух такой легкий да пахучий, что человек будто молодеет от него.
Год выдался урожайный. Как ударишь колотушкой по дереву — шишки, ровно град, наземь падают. Успевай только изворачиваться, чтобы по лбу не стукнуло.
Начали мы шишковать и не заметили, как неделя пролетела. Продукты наши кончались, осталось всего несколько сухариков, а ребят все нет. Кузьмич совсем забеспокоился: уж не случилось ли какого несчастья в дороге?
— Не волнуйся, — говорю ему. — Все будет в порядке. Не знаю, как твой Сергей, а мой Павел — опытный таежник.
Слушает меня сосед, а сам вздыхает:
— Мало ли чего в тайге бывает!..
Лег я спать, а Кузьмич так и остался у костра. Просыпаюсь около полуночи — он все еще сидит.
— Не берет меня сон, — говорит. — Чует душа неладное…
Отошел я от костра, прислушался: тихо. С дерева лист сорвался, и было слышно, как цеплялся он за сучки, пока не упал на землю. А потом вдруг на дальнем болоте разом тревожно закричали журавли. Ночь была лунная, и я видел, как пролетели они в стороне беспорядочной стаей.
Вернулся я тут к товарищу и говорю:
— Кипяти чай, ребята едут!
Прислушался Кузьмич, покачал головой:
— Ни звука…
— Правильно, еще не слышно. Они сейчас на гати, что через болото.
— Да ты откуда это знаешь?
— Журавли рассказали.
— С тобой серьезно, а ты…
— И я не шучу. Подумай-ка: кто сейчас мог вспугнуть журавлей? Лиса либо волк. А звери эти в глухой тайге не живут. Значит, ребята.
Махнул Кузьмич рукой и опять голову повесил.
— Ну, — говорю, — если ты не хочешь вскипятить для хлопцев чаю, то я этим займусь.
Принес воды, повесил над костром чайник. Потом отошел в сторону, стал рубить кедровые ветки для постели ребятам. Вдруг слышу — кричит Кузьмич:
— Едут! Едут!
И в самом деле, издали конский топот донесся. А вскоре и всадники на поляне показались.
Журавли не подвели!
Волчья шерстинка
Про некоторых охотников говорят: «Он зверя нюхом чует». Такой отзыв — лучшая похвала следопыту. Не потому, конечно, что у таежников и в самом деле нюх особый. Нет, это значит, что охотник умеет видеть и разгадывать неприметные для других следы.
Был у меня случай, когда нашел я волка по шерстинке, которую он оставил на еловом сучке. Произошло это так.
Шел я по лесной опушке. Вдруг слышу: грохнул в поле выстрел. Как раз в той стороне, где пастухи стерегли овец. «Не иначе, — думаю, — как подпасок Ленька по воронам палит».
Перебрался через ручей, что протекал у леса, и тут заметил: висит на сухой ветке волчья шерстинка. Да так непрочно держится, что вот-вот, кажется, упадет на землю.
Удивился я: как она до сих пор не сорвалась? В это время слегка дунул ветер, шерстинка и в самом деле полетела в сторону.
— Интересно! — сказал я громко и задумался.
Не потеряна ли она зверем всего несколько минут назад? Уж не по волку ли стрелял пастух?
Стал я осматривать землю. Никаких следов! Везде — опавшие листья, бурая трава, мох. Самая безопасная для зверя тропа.
Тогда я направился к ручью. Если хищник бежал с поля, то ручья он миновать не мог. А там, на берегах, была илистая почва, и на ней-то уж обязательно должны остаться отпечатки лап.
Догадка оказалась правильной. Не сделал я и двух десятков шагов, как заметил на мокром песке волчьи следы. Они были совсем свежие: вода, просачиваясь сквозь грунт, не успела еще заполнить углубления до краев.