— Что ж, Георг, я нас поздравляю, — сказал Константин, когда мы встретились. — С Тигровым почти покончено, с последствиями войны тоже. Иволгины готовы принести клятву верности. Что дальше?
— Хороший вопрос, — сказал я, разглядывая родовой перстень. — Но, думаю, ты знаешь ответ.
— Пихтин?
— Пихтин…
15
Вспышка — и пуля отрикошетила в стену.
— Еще выстрел.
Вспышка, и опять рикошет.
— Еще!
Третьего попадания амулет не выдержал. Магическая защита распалась, и пуля пробила грудь манекена.
— Слабо, — поморщился Борис Кротов, опуская винтовку. — Я рассчитывал хотя бы на четыре-пять выстрелов.
— Для первого прототипа замечательно, уважаемый, — сказал я. — Тем более, мы вели огонь с небольшой дистанции и прямой наводкой. В боевых условиях, если пули будут прилетать под углом, с разных расстояний и так далее, амулет выдержит больше.
Мы находились в задней части «Цитадели», в специальной комнате для проведения опасных экспериментов. Стены здесь были усилены печатями, и работал генератор магического поля — но все равно, везде можно было найти подпалины и дырки от пуль.
— Не утешайте, ваше сиятельство, — Кротов подошел и снял с манекена амулет.
Круглая бляшка потрескалась и рассыпалась в пыль, когда артефактор потер ее пальцами. Он только покачал головой и с остервенением отряхнул руки.
— Вы зря сокрушаетесь, — проговорил я. — Улучшите то, что считаете нужным, время еще есть. Первую партию я планировал выпустить к концу месяца.
— Я против, — сказал Борис. — Прототип еще сыроват.
— Он ведь работает, и хорошо. Я уже договорился с начальником полиции, они готовы взять амулеты для городовых. И нашим солдатам они тоже нужны.
— Ни в коем случае! — повысил голос Кротов. — Я отказываюсь выпускать на рынок недоделанный продукт. На кону стоит мое имя, граф!
Кажется, я начал жалеть, что взял артефактора в долю. Ведь теперь он участвовал в управлении «Цитаделью» — диктовать условия, конечно, не мог, но считаться с его мнением все равно приходилось. А на практике выяснилось, что Борис идеалист, готовый годами корпеть над одним и тем же изделием? прежде чем запустить его в производство. Он был творцом, чуждым бизнесу.
Зачем тогда вообще полез в долю? Я не понимал.
Давить на артефактора не хотелось. Согласиться с его требованиями я тоже не мог. Пришлось призвать всю свою харизму, чтобы убедить Кротова — «Цитадель» не может позволить себе бесконечных разработок и улучшений. Надо выпустить жизнеспособный продукт, а когда он будет применен на практике, вносить необходимые изменения.
С показным недовольством, но Борис согласился. Я довольно холодно распрощался с ним и уехал.
Будто не хватает других дел! Приходится еще и убеждать партнера в том, что мастерская должна приносить деньги, а не создавать произведения артефактного искусства.
Кроме того, сегодня у меня была назначена крайне важная встреча. С человеком, от которого зависели судьбы всех сибирских дворян.
Да, перед уходом с должности Тимофей Александрович выполнил последнее условие — договорился о встрече со своим дядей, Дмитрием Анатольевичем Тигровым.
Ни я сам, ни Георгий до меня не были лично знакомы со светлейшим князем. Его владения располагались в Новосибирске и окрестностях, в наших краях Дмитрий Анатольевич был редкой птицей. Сам не знаю, чего я ожидал от встречи — но хотелось просто познакомиться с князем и показать себя. Подобные рукопожатия лишними не бывают. Тем более что Тимофей должен представить меня как достойнейшего из красноярских аристократов.
В связи с приездом князя у городской канцелярии было полно охраны. Нашу машину пропустили лишь после тщательной проверки, а в здание позволили зайти только мне — опять же, после обыска и проверки несколькими артефактами. Револьвер и даже мобилет попросили оставить, вежливо, но беспрекословно.
Я поднялся на четвертый этаж, о моем прибытии сообщили и через минуту позволили войти в кабинет Тимофея. Самого наместника здесь не было — одетый в генеральский мундир князь сидел за его столом, как за своим, просматривая какие-то бумаги и подслеповато щурясь.
Князь Тигров оказался высоким и крепким мужчиной. На вид ему было лет сорок пять. В волосах проглядывала седина, но военная выправка и широкие плечи не позволяли усомниться, что мужчина еще полон сил.
— Приветствую, ваше высочество, — я поклонился. — Граф Георгий Чернобуров. Рад встрече.
— Ну, здравствуй, граф, — Дмитрий Анатольевич привстал и крепко пожал мне руку, так, что кости захрустели. — Садись, поговорим.
Что-то в тоне князя встревожило меня. Неужто Тимофей оставил напоследок подлянку и сказал про меня что-то не то?
— Не нравится мне, юный граф, что тут у вас происходит, — Дмитрий снова взял какой-то документ и прищурился. — У вас, я имею в виду, с твоим родом.
— О чем именно вы говорите, почтенный князь?
— Вежливый, — хмыкнул Тигров и взглянул на меня поверх листа. — А вот Боровиных ты уничтожил совсем невежливо. Роду Сплюшкиных, образно выражаясь, голову срубил тоже как-то грубовато. Шершнев убит при странных обстоятельствах. И еще мне докладывают, ты намерен с графом Пихтиным бодаться. Как все это понимать?
— Могу объяснить, ваше высочество.
— Потрудись.
Я поведал причины всех конфликтов и своих жестких действий. Рассказывая о войне, не стал упоминать, как именно в ней поучаствовал Тимофей. Решил, что раз наместник сдался, не стоит закапывать его живьем.
Только князь оказался в курсе:
— Убедительно излагаешь, — Тигров сложил руки на груди и откинулся на спинку кресла. — Допустим, не вижу, в чем тебя обвинить…
— Так ведь действительно не в чем, ваше высочество. Я лишь отвечал на агрессию.
— Не перебивай, — нахмурился князь, и в его голосе послышались звериные нотки. — С Боровиным и всеми остальными понятно. Но ходят слухи, Георгий, что ты собирался против моего наместника дело открыть. Это так?
— К сожалению, да, — вынужден был признаться я.
— Причина?
Увы, но пришлось выложить все карты на стол. Вернее, почти все. Я не стал рассказывать о казнокрадстве Тимофея, его попытке меня убить и ответных действиях — но насчет махинаций с объявлением войны Иволгину выложил все подчистую.
Выслушав меня, князь Тигров свел густые брови, глубоко, с рыком, вздохнул и врезал ладонью по столу. От удара дубовую столешницу пересекла глубокая трещина. Я остался невозмутим, а князь, одернув мундир, сразу же принял умиротворенный вид. Покачал головой и грустно сказал:
— Эх, Тимоша, Тимоша. Дуралей. Надеюсь, ты понимаешь, Георгий, что не стоит распространяться об этом?
— Само собой.
Дмитрий Анатольевич взглянул мне в глаза и благодарно кивнул, а потом спросил:
— Выходит, ты и заставил его снять с себя полномочия?
— Не то чтобы заставил. Подтолкнул.
— Подтолкнул, — Тигров как будто бы передразнил меня. — Вежливый, еще и язык подвешен. Далеко пойдешь, юный граф!
— Надеюсь, ваше высочество.
— Ладно, а теперь выкладывай все насчет Пихтина. В чем суть вражды? Он тоже, как ты выражаешься, первым проявил агрессию?
— Только предполагаю. Но граф Шершнев перед смертью сообщил, что именно Пихтин убедил его начать против моего союзника войну. Есть косвенные доказательства, что за действиями Боровина и другими моими бедами тоже скрывается Василий Демидович.
— Косвенных недостаточно, если хочешь его в чем-то обвинить. Но и войну без повода не смей начинать, понял меня? — князь погрозил мне пальцем. — Хватит смертей.
— Конечно, ваше высочество.
Без повода не смей, а вот если повод найдешь — то пожалуйста. Я услышал так.
После этого мы с Дмитрием Анатольевичем пообщались еще немного, на более приятные темы — например, князь похвалил за стабильные поставки леса, несмотря на проблемы с прорывами. Напоследок пожал руку и сказал: рад, мол, что в Красноярске есть такие достойные молодые дворяне. На этом и расстались.