Моими спутниками, кроме двух инженеров и группы сезонных рабочих, были ещё четыре человека, уже много лет сопровождающие экспедицию.
Трофим Пугачёв пришёл к нам в 1930 году за Полярный круг в Хибинскую тундру мальчишкой. Мы тогда делали новую карту, жили в палатках на берегу шумной речки Кукисвумчёр. Теперь на том пустынном месте раскинулись шумные улицы города Кировска, а тогда был выстроен только первый домик для экспедиции Академии наук; путейцы нащупывали трассу будущей дороги, а геологи горячо спорили, подсчитывая запасы руды.
Помнится, как-то вечером, когда все спали, я сидел за работой. Порывы холодного ветра качали тайгу; шёл дождь. Неожиданно и совсем бесшумно откинулся борт палатки, и у входа появился подросток. Я его раньше не видел. С его одежды стекала вода, он весь дрожал от холода.
— Погреться зашёл, — произнёс он тихим, почти детским голосом.
Я молча рассматривал его. Незнакомец снял котомку, мокрый плащ и, подойдя к раскалённой печи, стал отогреваться.
— Ты откуда? — наконец, не выдержал я.
— Пензенский.
— А как сюда попал?
— Мать не пускала, сам ушёл. Охота северный народ посмотреть…
Пока я ходил в соседнюю палатку, чтобы принести ему поесть, он свернулся у печи да так в мокрой одежде и уснул. Это был Трофим Пугачёв.
Начитавшись книг, он стремился на Север, в глушь, в леса, которые он, не видя, полюбил. И вот, убежав от матери из далёкой пензенской деревни, он появился в Хибинской тундре.
Мальчик был зачислен рабочим в геодезическую партию. Просторы тундры, жизнь в палатках и даже скучные горы Кукисвумчёр и Юкспарьёк, окружавшие наш лагерь, полюбились парню.
Так началась трудовая жизнь Пугачёва, жизнь, полная борьбы, тревог и успехов.
После окончания работы в Хибинах наша партия переехала в Закавказье. Пугачёв вернулся домой. В своей памяти юноша увёз в деревню свежие впечатления о северном сиянии, о тундре, о работе.
Каково было наше удивление, когда в апреле следующего года он разыскал наши палатки в далёкой Муганской степи (Азербайджан).
В тундре Пугачёв видел, как только что родившийся телёнок оленя мог следовать за матерью по глубоком) снегу и даже спать в снегу. Это его удивило. Тогда же он поделился своими впечатлениями со старым саами.
— Тебя удивляет, почему телёнок не замерзает? — спросил житель тундры. — Говорят, есть на юге такая страна, где на солнце в песке яйца пекутся, вот там как люди могут жить?
В самом деле, как живут люди в жарких странах? Это так заинтересовало любознательного мальчика, что он приехал к нам на юг, чтобы увидеть страну жаркого солнца.
С тех пор прошло много лет. Жизнь Трофима Васильевича слилась неразрывно с жизнью нашей экспедиции. Быть первым на вершине пика, переходить бурные горные потоки, жить трудом и постоянной борьбой, — вот что пронёс этот человек сквозь многие годы работы в экспедиции по исследованию белых пятен.
Также случайно попал в экспедицию и Кирилл Родионович Лебедев. Закончив действительную службу в Советской Армии, он возвращался в свою родную таёжную деревню Нижние Куряты (за Минусинском). В Новосибирске он должен был пересесть в абаканский поезд; ожидая его, Лебедев бродил по городу и случайно увидел объявление о найме рабочих в геодезическую экспедицию. Он явился по указанному адресу.
Рабочих, набирал Пугачёв, и тогда между ними произошёл такой разговор:
— А ты тайгу знаешь? Ведь мы не прохлаждаться, не на курорт едем, а работать. Там придётся пудовые поняжки на гору таскать, — говорил он.
— Мы привычные, — невозмутимо отвечал Лебедев. Пугачёв посмотрел пытливо на человека в серой шинели и сердито продолжал:
— И реки бродить, и голодать, и спать на снегу!
— Привычные!
— Что ты мне — «привычные, привычные!» А если придётся по реке на шестах подниматься?! — настаивал Пугачёв.
У Лебедева где-то в складках губ промелькнула чуть заметная улыбка, и он тем же спокойным тоном ответил:
— У нас бабушка на всю округу первой рыбачкой была. Отец — тоже рыбак; с пятнадцати лет и меня приучили лодкой управлять.
Пугачёв сдался, и Лебедев, забыв зачем пришёл, стал рассказывать ему о тайге своего края, о рыбалке…
Они условились, что Лебедев съездит домой к старикам и к двадцатому апреля будет в Иркутске.
С того года Пугачёв и Лебедев сдружились. Они выросли в разных деревнях, первый — в пензенской, а второй — в сибирской. Проснутся ли они ночью, разбуженные воем пурги, присядут ли отдохнуть на минуту при подъёме на пик, — у них всегда были темы для разговора. И тот и другой одинаково любили свои родные места, но рассказывали по-разному — Пугачёв с азартом, а Лебедев спокойно.