После ухода Кострова Нооно вновь зашел к секретарю горкома.
— Я бы у вас, товарищ Кедров, просил дней пять для отдыха, устал после тюрьмы.
— Что же вы меня спрашиваете, ведь вы беспартийный человек.
— Я коммунист, — твердо сказал Нооно, — и не привык решать свои личные вопросы без согласия партийного комитета.
Секретарь горкома еще раз прочитал протокол заставы о бегстве Нооно из-под расстрела.
— Не знаю, что тебе и сказать…
— Я бы мог помочь на артиллерийском складе, пока спина подживет… Вот глядите, какой же я кавалерист…
Нооно сдернул рубаху, спина была вся в кровоподтеках.
— Что же молчал? Конечно, в таком виде тебе на коня нельзя. Здорово они тебя!
Кедров вырвал из блокнота лист бумаги и написал начальнику артсклада.
На работу Нооно приняли.
ГЛАВА 17
Был праздничный день. В воздухе протяжно плыл колокольный звон.
Проснувшись, Вера с удовольствием подумала, что весь этот день она будет дома. Не надо притворяться, не надо контролировать каждое свое движение, каждый взгляд.
Но когда девушка захотела встать, то ощутила, как что-то тяжелое навалилось на грудь, сжало сердце. Покачнулся пол, и кровать куда-то стала проваливаться.
Вера застонала. Агния Ильинична засуетилась. Она намочила полотенце, положила на голову дочери компресс.
— Что с тобой?
— Как-то страшно стало… устала я…
— Вызвать врача?
— Пройдет….
Вера откинулась на подушку, рассказала матери, как, не приходя в себя после обморока, в тюрьме скончался старый мастер Фрол Гордеевич. Об этом человеке обе они слышали много хорошего.
— И Леньку с Сухановым арестовали… Ленька опять ранен, бьют его при допросах.
В последнее время контрразведчики хватали всех по малейшему подозрению. В донесениях, с которыми удавалось Вере познакомиться, сообщалось о разгроме подпольных организаций Сучана, Угольной, Спасска и Шкотова. В селах Ольгинского и Никольско-Уссурийского уездов кем-то были преданы организации революционной молодежи. Много людей погибло в застенках Михельсона.
Все, что доходило до зрения и слуха Веры, становилось достоянием подпольного штаба. Но многое ей не было известно. Где-то существовали тайные квартиры. В них Михельсон и его подручные Жуков и Мак Кэлоу принимали провокаторов и предателей. В сводках и донесениях, которые она печатала, сообщались только их клички — Мотька Шимпанзе, Кучум, Глотов. Оставалось надеяться, что их настоящие имена станут известны народу. Впрочем, некоторые из них уже поплатились за свои услуги: Тимка Щеголь, Илья Наливайко, Петька Кит.
После завтрака Вера, несмотря на недомогание, вышла в сад. Здесь она должна была встретиться с Андреем Ковалем, передать ему очередное донесение.
Встречи эти волновали девушку. За короткие минуты свиданий они успевали поговорить о многом. Главное же — они понимали друг друга с полуслова.
Андрей был хорошо законспирирован: теперь он числился на службе в союзе христианской молодежи. Фельт относился к нему без особой подозрительности, даже, кажется, ценил молодого парня, вышедшего из рабочей семьи и умеющего находить общий язык с простыми людьми. Тем не менее Коваль постоянно подвергался не меньшей, чем Вера, опасности. Совсем недавно в их управление пришел какой-то моряк и заявил, что встретил в Океанской бывшего военкома Коваля и готов за приличное вознаграждение разыскать его. Только смелость и решительность спасли Андрея.
Андрей был немного резковат, но заботлив и чуток. Совсем недавно он принес Вере букет простых полевых цветов. Они уже увяли, но девушке было приятно смотреть на них и думать, что, несмотря на ожесточенную борьбу, в которую оба они оказались втянутыми, что-то сохранилось в них от прежних времен.
Появился Андрей только вечером. Вместе с ним пришла незнакомая Вере девушка. Это была Наташа Кострова.
Все трое присели на одну из скамеек.
Андрей бережно коснулся плеча Веры, сказал:
— Наташе нужно уехать. Надо что-то придумать.
— Я все сделаю, не беспокойся. — Вера проводила девушку домой, познакомила с матерью, потом вернулась в сад, к Андрею.
Увидев подходившую Веру, Андрей улыбнулся. Вере нравилась его сдержанная ласковая улыбка. Стало теплее на душе, когда она подумала, что этот отважный, дерзкий юноша с ней всегда робок, услужлив, по-особому сдержан.
Андрей явно волновался. Он зачем-то встал со своего места и тут же снова сел.
Глядя куда-то в сторону, Коваль сказал: