— О каких законах стратегии можно говорить, когда противник игнорирует элементарные правила ведения войн, — возразил Грэвс. — Топоры, вилы, рогатины… Разве можно учесть оперативную сопротивляемость при таком вооружении?
— Не в этом дело. Я имею в виду резервы, которые мы не сумели уничтожить. В этом ошибка.
— Не надо, князь, говорить об ошибках. Мы, несмотря ни на что, скоро будем на Байкале…
— Это, разумеется, так. Но надо быть готовыми к тому, что они перейдут к партизанским действиям, как в войне с Наполеоном.
— Дальний Восток мало заселен. Захват железной дороги лишит противника баз снабжения. Тайга, как здесь называют лесные дебри, станет могилой нашего противника. Наша армия же будет продвигаться к Уралу.
Грэвс развел руками, воскликнул:
— Дальний Восток! Сколько экзотики и поэзии в этих словах!
Отани рассмеялся. Исполнители его воли не должны видеть угнетенное состояние командующего.
С объезда позиций Отани вернулся поздно. В салон-вагоне он принялся уточнять детали прорыва фронта и окружения частей противника. Он должен сбросить моряков с железнодорожного полотна, занять мост через реку Каул, чтобы бронепоезда устремились к незащищенному Хабаровску. Против моряков, которых главнокомандующий только и признавал за воинскую часть, он приказал двинуть отборные части…
Вошел адъютант, доложил о перегруппировке отрядов Сафрона Ожогина, которые заняли оборону против фронта 12-й дивизии генерала Оои.
— Стыдитесь! Мужики с палками, а вы о какой-то перегруппировке докладываете: вилы, топоры, лопаты…
Откинувшись на спинку кресла, главнокомандующий долго смеялся.
— Ох-хо-хо! — вытирая платком слезы, выкрикивал Отани. — Против кавалерии сиволапые мужики с палками! Где вас, капитан, обучали? Перегруппировка? Ох-хо-хо-хо! Займитесь делом, капитан!
Сконфуженный капитан поспешно удалился, проклиная себя за оплошность.
К вагону подъехали трое мотоциклистов. Офицер связи козырнул дежурному адъютанту.
— Генерал-майор Оои приказал лично…
Адъютант почтительно проводил офицера связи к князю. Получив донесение, что 12-я дивизия благополучно подошла к Каулу, главнокомандующий повеселел. Он послал связного к полковнику Смутне с приказом уничтожить бригаду Тихона Ожогина, занять монастырь и соединиться с генералом Оои. Не раздеваясь, прилег на походную кровать и тотчас же заснул.
…Эту ненастную ночь и выбрал Шадрин для первого броска вперед. На рассвете советская артиллерия обрушила огонь на передовую линию противника. Моряки под командованием Коренного вклинились в расположение противника. Первая задача, поставленная командованием фронтом, была выполнена.
Поднялось солнце. Разгоряченные ночным боем моряки отдыхали. Подъехали походные кухни, загремели котелки.
Коренной сидел в сторонке с иголкой в руке. В ночной атаке он зацепился за куст, разодрал старенькую тельняшку. Бормоча замысловатые ругательства, боцман осматривал тельняшку. Совсем износилась, вылиняли бело-синие полосы. А без тельняшки моряку нельзя. Сколько он их переносил за сорок лет службы на флоте! Вон лежит солдатская рубаха, попробовал надел, не годится.
Коренной снял бескозырку и принялся за дело. Штопал долго, терпеливо. Но не успел напялить, проклятущая тельняшка лопнула в новом месте. Забористая брань разнеслась по окопам.
Подошел матрос Алеха Жаркий.
— Ты чего, боцман, расклепался? Не приболел ли?
— Да вот робу разнесло, — указал на дырки боцман.
— Понятно. Завей горе веревочкой!
Алеха сбегал в свой окоп, принес новенькую тельняшку.
— Держи, боцман, у меня две.
Коренной обеими руками осторожно принял тельняшку, будто хрупкую вазу. Словно не веря себе, внимательно осмотрел, на ощупь определил прочность ткани.
— Вот спасибо, не забуду.
Одевшись, Коренной приосанился, расчесал бакенбарды. Присел к котелку с кашей и вмиг его опорожнил. Облизал ложку, сунул ее за ремень.
Глядя на боцмана, моряки перемигивались, вполголоса обменивались шутками.
О ночном бое никто не вспоминал, словно его и не было.
К морякам на сером коне подъехал командующий фронтом Шадрин. Приказав подбежавшему к нему боцману Коренному построить моряков, рассказал им о том, что князь Отани вручил ультиматум с требованием открыть путь на Хабаровск и пропустить воинские эшелоны и бронепоезда. В случае отказа выполнить это требование Отани грозил суровыми карами.