От группы японских матросов отделился длиннолицый моряк — голубоглазый айнос[2]. Он подошел к Ожогину.
— Я Сузуки. Мы, социалисты Японии, — сказал он на ломаном русском языке, — с вами, русские братья!
Его слова покрыл одобрительный гул.
С капитанского мостика прозвучал горн. Японские матросы один за другим поднимались на палубу и выстраивались в ряд. В наступившей тишине слышно было, как лязгнули стальные браслеты, надетые жандармом на руки Сузуки.
ГЛАВА 11
Через главные ворота Пекина величаво входит караван длинношерстных верблюдов. На их горбах покачиваются ящики с товарами. Тащатся усталые кули, торопятся рикши. Едут на низкорослых лошадях монголы в косматых шапках и ватных халатах. Спешат продавцы с большими корзинами на головах.
Весь этот поток катится к порту.
Вдруг движение, приостановилось. Толпа натолкнулась на цепь полицейских.
— Назад!..
Полицейские были в нарядных, расшитых сверкающими позументами голубых мундирах и белых перчатках.
От гавани потянулась длинная цепочка автомобилей. Тесня кули и рикш, пугая животных ревом сирен, машины промчались в посольский городок, окруженный искусственным рвом и высокой гранитной стеной, У чугунных ворот стояли американские легионеры. Здесь международный сеттльмент. В самое сердце Китая врезалась эта чужеродная крепость. В ней тяжелая артиллерия, танки, бронированные автомобили, беспроволочный телеграф. Из бойниц во все стороны глядели стволы многочисленных пулеметов. Глубокий ров, наполненный водой, отделяет крепость от города.
В фешенебельной гостиной американского посольства оживленно. В креслах сидели фабриканты, бежавшие из России, бывшие министры Временного правительства. Гучков, Рябушинский, Путилов, Русанов, Дербер и белогвардейские офицеры были приглашены сюда для участия в большой игре, которая затевалась на Дальнем Востоке.
Степенный заводчик Путилов, около которого увивался порывистый Гучков, говорил по-английски японскому полковнику, маркизу Мицубиси, прибывшему в Пекин для участия в совещании:
— Дальний Восток и Сибирь близко расположены к Японии. Желательно нормализовать наши отношения, войти в соглашение с императором…
Мицубиси взял сигару, закурил. Откинувшись в кресле, выпустил облако голубоватого дыма.
— Тихоокеанское побережье до десятого столетия принадлежало Даи-Ниппон[3], — после короткого молчания твердо сказал Мицубиси. — Видимо, настало время вернуть японскому народу эти когда-то принадлежащие ему земли. Так определяет стратегическую задачу перед своей армией божественный император.
Путилов смешался, нервно забарабанил пальцами о подлокотники кресла.
Мицубиси смотрел на него с застывшей любезной улыбкой. Взял из хрустальной вазы апельсин и, неторопливо сдирая золотистую кожу, продолжал:
— Ваши слова, господин Путилов, напоминают мне русский анекдот. Слышал я его в Петербурге. Один помещик оставил после себя завещание, в котором, между прочим, было написано: «Двух пропавших у меня быков завещаю, если они найдутся, сыну моему, а если не найдутся — управляющему».
— Кое-кто мыслит не так! — осторожно возразил Путилов. — Не менее могущественного соседа России интересует Чукотка, Камчатский полуостров и побережье Ледовитого океана.
Английский консул в Пекине лорд Арчибальд встрепенулся, но промолчал.
Мицубиси, склонившись к плечу Путилова, тихо проговорил:
— Дипломатия, не поддержанная мечом, напоминает домик, построенный смелым, но безрассудным предпринимателем на вершине Фудзи-сана. Мечта в наше время, дорогой друг, должна опираться на армию.
— Будем откровенны, — ответил Путилов. — Я точно осведомлен: начальник генерального штаба США дал приказание отправить экспедиционный корпус в Сибирь.
— Возможно, возможно… — Мицубиси загадочно усмехнулся. — Колодезная лягушка не знает, что такое море, а охотник, преследующий оленя, не видит горы.
Арчибальд повернулся к Мицубиси.
— Мы, маркиз, будем биться в одном строю.
— Благодарю вас! Япония ответственна за сохранение цивилизации на Дальнем Востоке. Она станет ковчегом, спасающим человечество от большевистского потопа. На нашу армию вполне можно положиться.