— Вы рассеянны, господин маркиз! Вашей королеве грозит потеря трона. Советую ход взять обратно!
Мицубиси после некоторого колебания передвинул своего ферзя в другой конец шахматного поля.
Костров поморщился. Теперь его король и королева находились под ударом. Сохранить ферзя было нельзя.
— Может быть, возьмете ход обратно? — любезно предложил Мицубиси.
— Нет! — спокойно ответил Костров. — Я привык драться во всех положениях.
Мицубиси встал, включил свет, задернул штору. Пока Костров обдумывал ход, маркиз прохаживался по кабинету и ковырял во рту зубочисткой.
— Думайте не думайте, господин посол, но ваше положение безнадежно.
Небрежным жестом маркиз снял ферзя. Но уже через несколько ходов пешка Кострова атаковала его короля.
— Какая ошибка! Следующим ходом мат… — Маркиз смешал фигуры. — Господин посол, мы просим вас подписать протокол в новой редакции. Прошу познакомиться.
Мицубиси положил перед Костровым папку.
Костров тщательно изучал текст протокола, отпечатанный на русском и японском языках. В нем излагались тысячи всяких нелепостей, вроде того, как должен русский человек при встрече приветствовать японского солдата; когда население сел и городов, в которых расположены японские гарнизоны, должно тушить огонь и ложиться спать; какие флаги должны вывешиваться 24 августа, в день рождения микадо.
— На такие условия мы не можем согласиться. Мы не рабы, а вы не победители.
Костров отложил папку в сторону.
— Тогда командование будет действовать.
— Это для вашей армии может оказаться гибельным, — напомнил Костров. — Как бы вы, господин маркиз, себя чувствовали, если бы на О-Я-Сима[18] высадились иностранные войска?
Мицубиси вскинул голову.
— Этого, господин посол, никогда не случится.
Он подошел к двери, замкнул ее и положил ключ в карман.
— Вчера генерал Гайда занял Иркутск. Атаман Семенов осадил Читу, Колчак перешел в наступление… Думается, что власть, пославшая вас сюда послом, не продержится и шести месяцев. На Восточном фронте паника, красноармейцы сдаются ротами, полками, дивизиями. Так называемые военные специалисты идут к Колчаку с раскаянием…
Костров сидел напряженный, взволнованный. Многое из того, что говорил маркиз, было жестокой правдой.
Мицубиси положил руку на плечо Кострова.
— Вот так-то, Богдан Дмитриевич. Жаль, конечно, что дело, за которое вы отдали свою жизнь, гибнет. Но это неизбежно! В жизни вы совершили ошибку, увлекшись марксизмом — модным учением, но построенным без фундамента… Благоразумие, которым вы обладаете в достаточной мере, спасет положение. Цель у нас одна — избежать кровопролития, а для этого нужна только ваша подпись под документом, обусловливающим продажу Японии Приморско-Забайкальского края. Вот чек в Токийский банк на миллион золотых иен…
Костров хмуро смотрел на японца и молчал.
— В жизни, Богдан Дмитриевич, все бывает. Но когда в критическую минуту вопрос решен правильно, судьба — за вас. Что вы видели в жизни? Каторгу, тюрьму, ссылку…
— Хорошая осведомленность.
— Безусловно, — маркиз перегнулся через стол и вынул из портфеля сложенную вдвое бумагу. — Взгляните.
Костров развернул листок. Это были в переводе на русский язык сведения о нем, шахтере из Донбасса, политическом ссыльном, уполномоченном правительства РСФСР, комиссаре Дальнего Востока. Подробно и точно, начиная с военно-полевого суда в Петербурге, описана вся его жизнь, характер, допущенные промахи, ошибочные связи, случайные знакомства.
— Изумительная точность!. — Костров ткнул шахматным конем в бумагу. — Здесь вот написано: «Неподкупен». Как же вы решились?
— Видите ли, агенты, собирающие сведения о людях, действуют по-своему. Если вам дают десять тысяч иен и вы отказываетесь, в их глазах вы уже неподкупны. О миллионе они даже и думать не смеют. Но мы с широким размахом, мы знаем вам цену.
Костров почувствовал, что бледнеет.
— Довольно! — еле сдерживаясь, сказал он. — Прекратите эту гнусную провокацию.
Маркиз вынул из ящика стола пистолет и, играя им, выжидательно смотрел на гостя. Дуло пистолета медленно поднялось на уровень его глаз.
— На размышление даю три минуты.
Костров в ответ только пожал плечами и отвернулся. Мицубиси опустил пистолет.
— Вы зря медлите…
— Простите за шутку, Богдан Дмитриевич. По старинному обычаю самураев так испытывают характер друзей. Пью за вашу непоколебимую верность родине!