С ней были откровенны: придется отступать, оставить город. Показали телеграмму Ленина, из которой врезались в память жестокие фразы: «Не делайте себе иллюзий… Не задавайтесь неосуществимыми целями…» Она знала силу врага. Работая в Токио в министерстве иностранных дел переводчицей, видела, какой молот занесен над ее отчизной.
Разговор в партийном комитете продолжался до полуночи.
Костров рассказал ей об испытаниях, которые ее ожидают. Он говорил так, словно ожидал от нее не согласия, а отказа. Придется лгать, хитрить, не замечать страданий близких по духу людей, радоваться, когда надо плакать, плакать, когда надо смеяться, надо наглухо закрыть сердце, делать то, что диктует ей долг и ее новое положение в стане врага. Все время быть настороже, держать себя в руках, чтобы не обмолвиться, не выдать себя невольным словом, движением.
Она все помнит. Вот отец в сверкающих погонах стоит на капитанском мостике броненосца «Орел». Она с матерью машет платком: броненосец отходит в Цусиму… Тянутся годы изгнания… Японские жандармы в голубых мундирах… Отца ведут через весь город с деревянной колодкой на шее и на ногах… Нелегкая жизнь… Но он не склонил головы, устоял…
За годы изгнания она многое поняла. В редкие часы, когда отец появлялся в Токио, он все время посвящал ей. Она всегда считала себя соучастницей его больших дел, радовалась известию о революции в России.
Вера слушала, но слова Кострова ее не пугали. Страшило другое: глаза отца, сидевшего напротив нее за длинным и узким столом. «О чем он думает. Почему молчит? — неотчетливо думала Вера. — И почему у него такие страдающие, тоскливые глаза?»
Вера взяла руку отца, прижала к щеке, тихо сказала:
— Надо, папа…
И вот очень скоро они с матерью останутся одни в старом особняке генерала Власова; не будет ни друзей, ни знакомых. А впереди — все смутно, как в тумане. Из-за внезапности удара ее даже не сумели устроить на работу.
Вера прошла в гостиную, присела к роялю.
Вошла мать Агния Ильинична. Темное шерстяное платье плотно облегало начинающую полнеть фигуру.
— Что с тобой, дочка?
Вера молча указала рукой в сторону крепости, окутанной оседавшим пороховым дымом.
Шел последний день битвы за Владивосток.
…Отстреливаясь от наседавших японцев, отступала горстка бойцов. В Голубиной пади бойцы задержались.
Мимо узорчатой ограды генеральского особняка группами и в одиночку шли бойцы. Вот показалось двое парней — оба белобрысые, стройные, очень похожие один на другого.
— Вернемся — тогда скажешь ей… — продолжая разговор, сказал один из бойцов.
Вера услышала этот возглас, взмахнула рукой, как бы говоря: «Да, да, скоро вернетесь, товарищи!» Но боец по-своему расценил ее жест.
— Не радуйся, как бы плакать не пришлось!
Ненавистью сверкнули его глаза.
Вера отшатнулась. Сердце сжалось: вот первая, хлесткая пощечина, а сколько их впереди!
Постепенно выстрелы со стороны крепости стихали. Красное знамя на шпиле башни, трепетно вздрагивая, скрылось за крепостными стенами. Через несколько минут взвился звездно-полосатый стяг США.
Вера спустилась с балкона в сад.
Из рощи донеслись сухие выстрелы. Из-за сосен вылетела лошадь. Раненый красногвардеец покачнулся в седле и, падая на мостовую, зацепился ногой за стремя. Конь ударил задними ногами, дико всхрапнул и понесся по улице. Вера перелезла через ограду, повисла на болтающемся поводе, освободила ногу раненого из стремени, волоком втащила его в чащу орешника. И почти в ту же минуту из рощи на взмыленных конях выскакали трое казаков с перекинутыми через седла карабинами.
В распахнутую калитку торопливо вошел казачий вахмистр.
— Эй, ты, подойди сюда, ко мне! — сипло крикнул он.
Вера повернула голову.
— Здесь живет генерал Власов. В чем дело?
— Простите, барышня, но здесь где-то бандит скрылся.
Подошел сторож Кузьмич. Он был в матросской форме, медаль за оборону Порт-Артура сверкала на его груди. Матрос служил на «Орле», отбывал плен с Дубровиным в Северной Японии, последние годы провел у Власова в Токио.
— Ты чего здесь орешь, вахлак? — угрожающе спросил он, постукивая деревянной ногой. — Проваливай!
Вахмистр повернул коня, задержался у адресной доски. Из-за ограды донесся его недоумевающий голос:
— Вроде верно… генерал-майора Власова дом. Чуть, станичники, не влипли.
Казаки, настегивая коней, поскакали дальше. Вера вместе с Кузьмичом перенесла раненого в домик, скрытый в густой заросли амурского винограда. Пришла Агния Ильинична. С раненого стащили рубаху, развернули залитое кровью американское знамя, обернутое вокруг тела.