— Мерзавец! — девушка с отвращением выдернула свои пальцы из липкой ладони. — Все вы мерзавцы!
— Подумайте! Вас повесят.
— Знаю! — Девушка шагнула к маркизу и дрожащим голосом тихо сказала: — Лучше смерть, чем позор!
Маркиз позвонил. Вошел конвой. Девушку увели в тюрьму.
Вздрагивая, Вера торопливо собрала бумаги. Как жестоки эти люди!
К ней подошел Мицубиси.
— Вера Владимировна, не узнаете?
Мицубиси поцеловал ее руку.
— Мы виделись в вашем доме в день ангела генерала в шестнадцатом году. Я же вручал ему орден Восходящей звезды.
— Ах, да! — веселым тоном, который ей с трудом давался, воскликнула Вера. — У вас хорошая память, господин маркиз!
— Память не притупляется, если глаза хоть один раз замечают совершенную вазу.
Вера улыбнулась и вышла.
На следующий день Нину Кожову казнили.
ГЛАВА 31
Вера поливала цветочные клумбы.
Какой-то парень медленно шел вдоль узорчатой ограды, раз-другой искоса посмотрел на девушку.
— Мне нужна черная китайская роза! — обронил парень, проходя мимо девушки.
Вера бросила на прохожего быстрый взгляд. В руках у него был букет лесных фиалок. Ресницы Веры дрогнули.
— Здесь ничего не продается…
— Ах, вот как, — обрадовался прохожий, услышав этот ответ, — тогда я подарю вам эти цветы.
Он перебросил фиалки через ограду. Вера вынула из букета свернутый трубочкой листок, и тотчас же швырнула цветы обратно.
— Мне не нужны ваши цветы.
— Не сердитесь, барышня. Скажите, где можно купить черные китайские розы?
— В оранжерее Сухитина.
Парень облегченно вздохнул: наконец-то после долгих поисков связь установлена.
Вера поставила лейку. Охваченная нетерпением, присела на скамейку, прочитала записку. В ней было четыре слова: «Ваши розы нужны Андрею». Сомнений не было. Это тот человек, о котором ей говорили. Она сделала знак пройти через калитку.
— Я так вас ждала! Как отец? Что с ним?
— Здравствуйте. Давайте знакомиться. Андрей Ковальский.
И он скупо рассказывал о Дубровине, о моряках, о битве за Владивосток.
— И все-таки отступаем, — с горечью сказала Вера. — Много людей погибло…
— Не отступаем. Отходим кормой назад. Так сказал боцман Коренной.
— Коренной? — удивилась Вера. — Он здесь?
— Ранен…
Вера наклонила голову.
— Гаврило Тимофеевич для нас близкий человек. Если бы не он, кто знает, что было бы с отцом в плену.
— Боцман крепче мореного дуба, не сдаст.
Оба поднялись со скамейки.
Переходя от клумбы к клумбе, делая вид, что рассказывает о цветах, Вера знакомила Коваля с последними событиями.
Слушая, Андрей засмотрелся на девушку.
— Трудно вам? — участливо спросил он.
Вера промолчала, сорвала пунцовую розу.
— Возьмите.
Коваль взял розу, простился, направился к калитке. Тревога за девушку охватила его. Не ошиблись ли товарищи, справится ли она, устоит ли? Такая нежная…
Проводив гостя, Вера заглянула в домик Кузьмича, где устроила спасенного юношу — красногвардейца Леньку Клеста.
— Лучше тебе, Леня? — спросила Вера.
— В лучшем виде все заживет, — весело отозвался Ленька Клест.
Пришедшая к раненому Агния Ильинична выпроводила дочь за дверь и стала кормить бойца бульоном.
ГЛАВА 32
На рассвете пробуждается городская тюрьма. Скрипят двери, из камер в коридор, из коридора на крутые винтообразные лестницы тянутся озябшие, исхудавшие арестанты с ведрами и ушатами.
Суханова поместили в тесной одиночной камере. Через несколько дней сюда же посадили Маслова — молодого рабочего с минного завода. Суханов хорошо знал его.
Маслов искоса посматривал на председателя Совета. Болезнь его быстро развивалась. «Удивительный человек», — подумал Маслов. Он не видел его унылым, опустошенным: все время находит для себя занятие. Вот сейчас собирается кормить голубей.
— Дай-ка хлебца.
Маслов не без сожаления протянул кусочек овсяного хлеба, треть их запаса до следующего утра.
— Гули, гули, гули! — позвал Суханов.
С крыши слетела голубка, стала склевывать крошки из протянутой за решетку руки.
— О себе бы подумал, — проворчал Маслов.
— А тебе, Гриша, крошек жалко?
— Не о себе думаю…
— А ты полагаешь, единственное счастье в еде? — поглядывая на сидящую на подоконнике голубку, спросил Суханов. — Счастье и в смехе, и в песне, и вот в голубях…