Мизинов улыбнулся:
— Но ты-то тут при чем, Арсений?
— Как раз и есть, что при чем я тогда оказался! Мне тогда в лагеря в летние надо было выходить в первый раз. А тут — война. Боксеры эти зачали Благовещенск бомбить через Амур. Нас всех перволетков в эшелон и туда, — Маджуга помолчал, потом успокоился и улыбнулся: — Ну зато и повоевали мы! С тех пор, думаю, спесь-то сошла с их…
— Сошла, Арсений, сошла, — поддакивал Мизинов, устраиваясь на облучке: — Полезай ко мне.
Маджуга кое-как угнездился на одном сиденье с Мизиновым, и генерал пустил Бурку легкой рысью. До центра города было версты две с половиной.
— А Ойхэ мне обязан жизнью, — возвращаясь к недавнему разговору, сказал Мизинов. — По меньшей мере, жизнью своих родителей.
— Ну да?! — недоверчиво покосился на него Маджуга.
— Да, Арсений, да. Полгода назад я взял его третьим кучером по просьбе одного купца…
— Такого ж, как вы? — лукаво подмигнул Маджуга.
— Будь милостив, Арсений, не перебивай, — Мизинов шутливо шлепнул хорунжего по колену. — Не такого — поименитее. Его фирма основана еще его отцом. Слыхал, наверное, — «Куземов и компаньоны»?
— Слыхивал. Знатная фамилия.
— Ну, так вот. Ойхэ — матхэй. Есть в Маньчжурии такое племя — люди мужественные и гордые, ловкие охотники на тигров.
Отец Ойхэ долго работал у Куземова, сын с двенадцати лет жил тоже у купца. Потом отец заболел, работать стало трудно, и старик вернулся в родное селение. А у них существует что-то типа корсиканской вендетты…
— Чего-чего? — не понял Маджуга.
— Ах да, извини, Арсений. Это родовая месть такая. Если виноват, например, только дед, то мстить будут даже внукам и правнукам. И мстить жестоко…
— Бритвой по горлу и в колодец?
— Еще суровее. Ну, ты же знаешь китайцев, у них богатые традиции казни. Деда Ойхэ, например, казнили так. Избили до полусмерти и бросили в большую железную клетку. Рядом положили копье. Потом впустили в клетку пойманного в тайге и вымученного голодом тигра. Зверь чует кровь, мчится к избитому. У того есть еще возможность обороняться — надо только бросить копье…
— Ну да! — и Маджуга резко взмахнул рукой, демонстрируя метание копья.
— Не все так просто, — перебил его Мизинов. — Возможность-то есть, да вот сил больше не осталось. И приговоренный к такой жуткой смерти с отчаянием понимает, что не только бросить копье, но даже поднять его сил больше нет…
— Я ведь говорил, ваше превосходительство, настоящие бесермены!..
— Маньчжуры не мусульмане, Арсений.
— По мне все одно — нехристи!.. Но что же с мальчонкой-то?
— Так вот. Роду Ойхэ грозила такая же месть, уж не знаю, за что, не вдавался в эти дикие подробности. Отец испугался, что мальчика ждет жуткая смерть, и захотел хоть как-то уберечь его от опасности. Он обратился к Куземову. А тот, зная нашу с тобой военную принадлежность, попросил меня защитить семью Ойхэ. Я отрядил десяток наших во главе с Кандауровым, и они быстрехонько слетали в родное село Ойхэ и навели там порядок. Ну, ты сам знаешь своих, знаешь, как они умеют работать…
— Еще бы! — гордо ответил Маджуга. Но вдруг замер, как бы что-то припомнив, и выпалил: — Так это что же получается, Лександра Петрович, когда лонись[8] Филипповым постом вы отправляли Кандаурова, как вы сказывали, разведать несколько новых приисков, значится, он там с ребятами того… ну, головы поотрывал этим мстителям?
— Получается так, Арсений, — кивнул Мизинов.
— Ну, хитрец Кандауров! Вот бабай[9], между нами будь молвлено! И мне — ни слова!
— Ты не держи памяти на него, хорунжий, — ответил Мизинов. — В военное время, сам понимаешь, всегда лучше рот на замке держать.
— Оно верно, — согласился Маджуга и замолчал, насупившись.
— Ну, так вот, — продолжал Мизинов, — уже полгода Ойхэ у меня. Насколько привязан ко мне — ты и сам видишь. Кстати, ты сам слышал, как он обратился ко мне — «айча». Это на их языке нечто вроде «отец, защитник»…
— Нехристи они все же, Лександра Петрович… К тому же вон Благовещенск бомбили… — пробурчал Маджуга.
— Благовещенск — это земля амурских казаков…
— Оно так, но ведь все одно братья наши, кристияне!..
Мизинов еще раз умилился, искоса взглянув на этого коренного забайкальца, вышедшего в офицеры из рядовых за неслыханную храбрость и дерзость. Во время Брусиловского прорыва вахмистр Маджуга первым в своей дивизии во главе двух десятков казаков, когда погиб сотник, проскочил вражеские окопы, перебил австрияков, захватил батарею, чем способствовал успешной атаке пехотных частей. За это был представлен к солдатскому Георгию, однако командир полка ходатайствовал о присвоении храброму казаку офицерского чина. Так и стал Арсений Маджуга подхорунжим[10]. Следующий офицерский чин[11] он заработал уже под Пермью, когда вместе с Пепеляевым освобождал от красных этот красивый уральский город…