Ветка оказалась в его руках, когда синие тени наступающей ночи поползли по тайге. Он очистил ее, укоротил и вскоре держал в руках довольно увесистую дубинку. Но в темноте в битву с волками не вступишь, да и потом трех волков, хотя и оголодавших и ослабевших, многовато для одного человека. Оставалось выжидать, обе стороны избрали для себя эту форму поведения.
Волки мерзли, прыгали, подвывали, но уходить не собирались; добыча была рядом, терпение могло быть вознаграждено. Стужа пронизывала насквозь и человека. Ахмад двигался, размахивал руками, чтобы хоть как-то согреться, и понимал, что шансов у него уцелеть до утра немного.
Ночь тянулась долго. Ахмад вставал на ветке, рискуя свалиться, перебирался на другие, только, чтобы не замерзнуть. Тени внизу тоже двигались, поблескивали глаза, щелкали зубы.
Наконец, стало светлеть. Ахмад всмотрелся и увидел, что внизу сидит один лишь волк, двое других не вынесли холода и ушли. Тогда он спустился пониже, сел прочнее на толстой ветке и свесил ногу. Волк прыгнул, стараясь ухватить ее, но получил сильный удар дубинкой по голове. Свалился в снег и на мгновение замер. Ахмад быстро слез с дерева и снова ударил волка дубинкой, а потом вонзил в него нож. Хищник дернулся, захрапел, снег окрасился кровью.
Ахмад сел на ствол поваленного дерева, ощущая слабость в насквозь промерзшем теле. Но долго сидеть не стоило. Он отыскал в снегу ружье и пошел к зимовью, с трудом переступая онемевшими ногами.
Бессонная ночь на сильном холоде не прошла бесследно. Ахмад заболел. Начался сильный жар, сознание мутилось. Он заварил себе ягод сухой малины, пил отвар и временами впадал в забытье. Он не осознавал, где находится, и в проблесках сознания молил Всевышнего, чтобы только не было воспаления легких, тогда ему конец.
Песец поскуливал, забирался на нары и ложился хозяину на грудь, чтобы согреть его своим теплом.
Так прошло три дня. Лежать все время не было возможности, приходилось подниматься, чтобы топить печь, готовить еду, согревать воду. Ахмад пил отвары лекарственных трав, парил ноги, и простуда стала отступать.
Ахмад упорно боролся за жизнь. Он убеждал себя, что время умирать еще не пришло, он еще не стар, и не до конца выполнил свое земное предназначение. А в том, что оно ему определено, он не сомневался ни минуту. И постепенно здоровье возвращалось, захотелось есть, впервые он крепко заснул, без провалов в памяти. Жар спал, и потянуло на свежий воздух. Он оделся потеплее и вышел на крыльцо. И столько вокруг было обилия снега, ясности и чистоты, что он едва не задохнулся от впечатлений.
Первая зимовка в тайге подошла к концу. Солнце с каждым днем пригревало все заметнее, сугробы посинели и стали проседать. Застучала первая капель, потекли первые, пока еще робкие ручейки.
Ахмад смотрел во все глаза на это пробуждение природы. Он воспринимал приход весны как самый большой праздник, когда каждый день приносил что-то новое. То проклюнулись первые стрелки травы, то подснежники потянулись к солнцу, то появились птицы и своей суетой и гомоном возвестили об окончании долгой зимы.
Весны в тайге Ахмад видел и во время отсидки в лагере. Но там они воспринимались совсем по-другому и были такими же несвободными, как и сами заключенные. Валенки промокали, с деревьев обрушивались пласты снега, тепло чередовалось с холодом, и даже костры не спасали от промозглой сырости… Такие весны не приносили удовлетворения. Их поругивали и не могли дождаться летней поры.
Тут же было совсем по-иному. Весна была торжеством обновления. Тайга — хмурая, темная и неприветливая — посветлела, солнечные лучи, казалось, пронизывали ее насквозь, и чащобы оживали, погнали ростки, сок запел в стволах деревьев.
О том, что весна стала полноправной хозяйкой окружающего мира, свидетельствовал и внешний вид ручного песца. Белая шерсть клочьями опадала с боков Баеза и появилась серая шерстка.
Прошло еще немного времени и поведение песца изменилось. Прежде он не отходил от хозяина ни на шаг, теперь же стал повизгивать, выбегал из ограды и неотрывно смотрел на тайгу. Виновато оглядывался на Ахмада и снова шаг за шагом приближался к тайге. Он явственно слышал ее зов.