В тайге водилось много птиц, почти все они годились в пищу, кроме пернатых хищников. Птицы и зайцы составляли основной рацион беглеца. Чая не было, заваривал кипятком смесь листьев черемухи, смородины и мяты, добавлял вызревших ягод, получался ароматный напиток, который и утолял жажду, и бодрил.
Ахмад Расулов жил в полном согласии с окружавшей его природой. Вреда ей не наносил, брал для себя лишь самую малость, и ему вполне хватало этого.
Казалось, чего бы желать большего, но истаравшанец был деятельной натурой, и период безделья и отдыха завершился довольно скоро. Осень давала о себе знать: бурела трава, в кронах берез появились желтые листья, ягоды рябины и боярышника вызрели и ждали первых морозов, чтобы утратить горечь и стать годными к употреблению.
Небо выцвело, и прежняя синь становилась блеклой. Светлые кучевые облака сменились тяжелыми черными тучами, которые сумрачно нависали над тайгой и кропили ее частым, нудным дождем. В ясные дни в воздухе плыли нити серебристых паутин. Они цеплялись за ветки и развевались, как флаги приближающейся поры увядания.
Ахмад с беспокойством думал о предстоящей зиме. Нужно к ней готовиться, пока что тайга давала такую возможность. Грибов и ягод было полно, да и дичи, и птиц, не пуганных человеком, вокруг водилось в изобилии. Все это так, но насколько постоянно его жилье? Зимники — это пристанище охотников-промысловиков. Явятся они с наступлением холодов, когда открывается охотничья пора, и куда тогда деваться беглому заключенному? И кто может поручиться за то, что не сдадут они его лагерному начальству? Бывалые уголовники, прошедшие огни и воды, говорили, что сибирякам за каждого беглеца платят приличные наградные.
Ахмад Расулов терялся в размышлениях и готов был к любому повороту событий, лишь бы они не слишком поздно заявили о себе.
И они заявили как раз вовремя.
Ахмад разделывал во дворе сухой валежник на дрова, когда увидел вышедших из чащобы троих мужчин. Они негромко переговаривались и шли по направлению к нему. Ахмад выпрямился и стоял, сжимая топор в руках.
Мужчины были в самой зрелой поре, годам к сорока, не больше. Здоровенные, кряжистые, бородатые. Двое светлые, больше в рыжину, третий потемнее. Одеты добротно, в меховые куртки, штаны из толстой грубой материи, на ногах крепкие сапоги. Хотя было еще не холодно, но шапки покрывали головы. За плечами ружья, на спинах плотно набитые рюкзаки, на поясах большие охотничьи ножи.
Тот, что потемнее бородой, держался уверенно и шел чуть впереди, видимо был старший.
— Бог в помощь, хозяин, — грубоватым звучным голосом поприветствовал он Ахмада. Остальные двое склонили головы в легком поклоне.
— Здравствуйте, — отозвался Ахмад. Он не знал, чего ожидать от незнакомцев и держался настороженно. Это были первые люди, которых он встретил после побега из лагеря. По-видимому, это и были промысловики, о которых он столько думал, и которые появились неожиданно.
Незнакомцы обошли его, точно он был древесным стволом, осмотрели избу, зашли внутрь, потом вышли, оглядели крыльцо и поленницу, похлопали ладонью по будке отхожего места. Не обошли вниманием и починенный сруб колодца. Снова подошли к Ахмаду.
— Руки у тебя к месту приставлены, — похвалил старший. — Мы все тут собирались порядок навести, да все недосуг. А ты, гляди-кось, какую красоту навел.
От такой похвалы на душе полегчало. Начало не предвещало ничего плохого.
Особенно понравилась промысловикам скамейка, которую Ахмад сколотил под окном, и сидел на ней по вечерам, глядя, как сумерки медленно перетекают в ночь.
— Сядем, — предложил старший, хлопнув ладонью по плоской доске скамейки.
Сел сам, рядом пристроились его спутники, Ахмад опустился на край скамейки.
— Из мастеровых будешь? — спросил старший.
Ахмад кивнул.
— Плотник.
— Умельца сразу видно, — согласился старший промысловик. Его спутники сидели молча, без очевидного интереса разглядывая истаравшанца.
— Имя-то как?
— Ахмад.
— Ахмад? Вишь ты… — удивился старший. — Из какого же народа будешь?
Ахмад пояснил.
— Таджик я. Из Средней Азии. Слышали о такой?