Второго февраля я отметила тридцать восьмую годовщину своего существования. Были скромные букетики, уверения в том, что я выгляжу на тридцать два, ну, максимум на тридцать семь… А вечер я провела в одиночестве – перед казенным трюмо с инвентарным номером «АД-568904», в окружении ободранных стен, тараканов и кислого шампанского. Короткостриженая сотоварка по несчастьям, смотрящая из зеркала, была печальна как никогда. У нее был курносый нос, костлявые пальцы и смешная фигура астенического типа (это когда продольные размеры доминируют над поперечными). Чем-то она меня тронула. То ли тоской во взоре, то ли дырявыми трико из гардероба «передового рабочего». В итоге я навела ей маникюр, сделала макияж, а потом благополучно наклюкалась, завершив зимний вечер в Митине проливными рыданиями…
Наутро с больной головой нанесла визит начальнику секретной части – лысому и печальному Сурикову.
– Вы приходите в восьмой раз, Любовь Александровна, – нервно выпалил начсек. – Сколько можно повторять – я не знаю, где ваш Туманов и жив ли он. В Энске его нет, и в Красноярске его нет. А также нет его в Москве, Петербурге, Улан-Удэ, Диксоне и Петропавловске-Камчатском, не говоря уж о таких городах Российской Федерации, как Воронеж, Салехард, Воркута, Самара и многие, многие другие. Не приходите ко мне больше, Любовь Александровна.
– Ну а вдруг он объявится? – с тоской промямлила я.
– О, это будет праздник для всех нас. Вы узнаете об этом в первую очередь. Всё, идите, работайте, – начсек вытер рукавом взопревший лоб.
«Зачем я сюда приехала? – Впервые эта мысль показалась мне настолько убедительной, что я поразилась. – Почему?»
Вечером я дозвонилась до колледжа в Шватлоу.
– С днем варенья, маман, – поприветствовал меня сынок. – Ты как там?
– У меня всё хорошо, – завела я, – квартира у меня большая, работа интересная, люди здесь приветливые, добрые, проверенные…
– И круглый год цветут сливы, – нетерпеливо перебил Антошка. – Завидую я тебе, мать. А у меня, знаешь, проблемы.
– Что такое? – встревожилась я.
– Ну, как тебе сказать… – Антошка как-то по-стариковски закряхтел. – Во-первых, я расстался с любимой девушкой, и поэтому учиться решительно не хочу. А, во-вторых, ловлю себя на мысли, маман, что начинаю забывать русские слова. «Нудлова полевка» помню, а вот «лапша» – не помню…
«Бредит», – решила я.
– Это я к тому веду, мать, чтобы ты не вешала мне ее на уши. Про работу там, про квартиру…
– Да нет, правда… – возмутилась я.
– Да ну тебя, – он пренебрежительно фыркнул. – Ты бы это, маман… – сынуля опять в несвойственной ему манере закряхтел, – ты бы приезжала сюда, что ли… А то я это… – он пыжился, пыжился, а потом через силу выдавил слово, ну совсем не из своего лексикона, – скучаю…
Я опять ревела весь вечер напролет. Пила водку с тараканом (помните старинный обычай? – привязываешь его за ниточку, то отпускаешь, то натягиваешь – за встречу, за отъезд). Через полмесяца не выдержала. Серые стены и мрачные люди действовали разъедающе – как канцероген.
– Хочу обратно в Чехию! – заявила я Бережнову открытым текстом. – Там от меня будет больше пользы.
– Вот как? – нахмурился шеф. – На Родине хорошо, а дома лучше? Сомневаюсь, Любовь Александровна, сомневаюсь. Главная наша работа – в России. Предстоит ударными темпами наладить нормальную жизнь в крупных городах. А это предполагает неустанный поиск врагов… Просто не верится! – шеф сменил тон. – Что такая сознательная и привлекательная женщина норовит нас покинуть. Вы – украшение этажа, коллега!
Ох, натерпелась я этих комплиментов…
– Итак, мне отказано, – пробормотала я.
– Работайте, работайте, – начальник небрежным жестом дал понять, что разговор окончен.
Но в день Советской Армии и Военно-Морского флота он вызвал меня к себе.
– Хотите поздравить? – буркнула я.
– Если вас не устраивает работа в Москве, – игнорируя мои остроты, начал Бережнов, – есть возможность поехать в Сибирь. Либо Энск, либо…
– Только не Энск, – ахнула я.
Шеф уставился на меня с некоторым интересом. Хотя и не без раздражения.
– Он стоит на радоновом плато, – нашлась я, – говорят, фонит.
– Понимаю, – кивнул Герман Игоревич. – Судя по вашему настрою, вы собрались жить вечно. Тогда остается Иркутск.
– А вот это надо продумать, – облегченно вздохнула я.
– Ну ты даешь, маман, – присвистнул Антошка. – Обалденный промоушн. С каждым разом ты забираешься все дальше и дальше. Не удивлюсь, если весной тебя вознесет к Находке, а летом ты всплывешь где-нибудь в Мексиканском заливе.