Все это сейчас возникло в моей памяти, и я точно понял куда попал, а самое главное, я был на сто процентов уверен, что если даже останусь тут на всю зиму, меня никто не найдет, потому что судя по статье, обнаружен этот клад будет только после Великой Отечественной Войны. А до этого времени еще как минимум двадцать лет. И, конечно же сразу стало понятно, что именно находится во втором, товарном вагоне. Конечно же полковая казна украденная в день ареста командующего. А по когда-то объявленным данным, там может находиться до девяноста восьми миллионов рублей золотом и ценными бумагами.
Решив не заморачиваться на этом, ведь все равно второй вагон не убежит, а вывезти отсюда все это нет никакой возможности, я залез в ванну, и впервые за много дней, наконец, привел себя в полный порядок. Конечно, вода несколько отдавала затхлостью, но с другой стороны нагретая до приемлемой температуры, прекрасно смыла с меня, всю въевшуюся за это время грязь, и я почувствовал себя, заново родившимся. После, купания, меня ждал горячий кофе, сваренный из настоящих кофейных зерен, вскрытая баночка заморской тушенки и даже малина на меду. Не хватало только хлеба. Зато питался я не деревянной ложкой, из железной миски, а из самого настоящего императорского фарфора, серебряными приборами снабженными вензелями императорской семьи.
Похоже все это время я держался чисто на адреналине и собственном упрямстве. Стоило мне, лишь чуть расслабиться и организм сразу же напомнил мне и о долгом забеге по лесу, и о получасовой ванне в ледяной воде болота, и обо всем остальном. В итоге, утром, я проснулся в бреду и с температурой. В голову лезли нехорошие мысли о том, что преследование продолжается, а тот красный командир, который стрелял в меня из своей винтовки, подкрадывается все ближе и ближе, и в итоге, хватает меня за шиворот, подвешивает как барана за ноги на каком-то суку, и ухмыляясь окровавленными губами начинает с помощью огромного ножа вначале сдирать с меня всю одежду, а затем и кожу, распевая при этом Интернационал:
Это будет последний
И решительный бой.
С Интернационалом
Воспрянет род людской…
Это стало последней каплей, и услышав эти строки, я тут же придя в себя с трудом поднялся с постели, по стене доковылял до кухонного отсека, где достав из столешницы столовую ложку, подхватил с собою начатую банку варенья, обнаруженную вчера бутылку Шустовского коньяка и перенес все это к своему ложу. Там я понимая, что заболел, сделал себе компрес, промочив кусок какой-то ткани коньяком и обматав вокруг собственной шеи. Затем принял полстакана коньяка внутрь, закусив его несколькими ложками варения, и упав на кровать отрубился заснув мертвецким сном.