Выбрать главу

Первая смена вахты на Туре проходит километрах в восьмидесяти от Тюмени. И тот, кто отстоял ее (вернее, отсидел!), может засвидетельствовать еще раз: этой реке не дано восхитить путешественника. Пожалуй, не было на нашем пути от балтийских фортов более пустынного и безлесного водного простора. Единственное место, заставившее сбавить ход и взяться за фотоаппараты, — устье Пышмы. Эта уральская речушка при впадении в Туру преподносит последней превосходный подарок — два высоких островерхих яра, опушенных березами и соснами.

А потом опять за бортом остаются все те же песчаные косы, боны, ограждающие лесогавани, отмелые пески и пологие яры, полузапруды — то грунтовые, то хворостяные, то каменные звучные перекаты — Грязнухинский, Спорный, Подбулыгинский. Неторопливо выписывает Тура петли среди пойменных низин и кустарников. Она, кажется, и нам предлагает принять ее размеренный темп течения.

Первыми напоминают нам о превратностях пути оводы, или пауты, как называют их в Сибири. Эти речные пираты без труда обнаружили наш катер и нагрянули тучей.

После первой же атаки мы дрогнули. Стремительных кровопийц не смущали наши отчаянные размахивания рубашками. Пока вот так молотишь по воздуху, откуда-то подкрадывается крылатый нахал и вонзает в твое тело свои челюсти. Кусает так, что ты вздрагиваешь, словно прикоснулся к оголенному электропроводу. А тебе надо вести катер! По фарватеру.

Мы пробуем все способы борьбы с паутами: мажемся всевозможными антикомариными препаратами и даже зубной пастой, ныряем с катера в воду и стараемся подолгу не появляться на поверхности, пытаемся на максимальной скорости удрать от преследователей, в полуденный зной одеваем на себя весь запас теплых вещей. Все тщетно! Наш интеллект, обогащенный высшей школой, бессилен против насекомых, по сравнению с которыми осы и пчелы — невинные букашки. И только позже, пролив немало крови и украсив свои тела сумасшедшей татуировкой, находим верный и единственный способ борьбы с паутами — не обращать на них внимания.

Занятые однажды поединком с речными пиратами, мы не заметили, как попали из Туры в Тобол. И сразу просторнее становится на воде. Берега отодвигаются. Налетает откуда-то спасительный ветер. Он и разгоняет досадливых паутов.

Характер у Тобола явно энергичнее, чем у Туры. Это заметно по стремнине. А вот берега по-прежнему однообразны и невеселы: низкие, чуть ли не вровень с водой. Однако чаще, чем Тура, принимает река притоки. И все со звучными именами — Плавная, Кокуй, Старый Тобол, Цинуд, Бабасан, Турба, Подъемка, Эртигарка. Встречаются паромные переправы. Запоминается деревня с невероятным названием — Пинжаки.

Впервые с начала плавания встречаем остров — вытянутую средь воды полоску песка, заросшую неистребимым тальником. Пристаем к острову и на его роскошном девственном пляже чертим веслом стометровую надпись: «Здравствуй, Тобол!» Пожалуй, этот автограф сотрет только весеннее половодье.

Нам надоедает плыть без приключений среди унылых берегов с редкими деревушками. И так вот проплыли бы весь Тобол, удивляясь безмолвию мест, если б не встреча с одним бакенщиком. Он заставляет нас вспомнить, что эти безрадостные на вид берега сплошь легенда.

Его мы встречаем на стрелке при впадении в Тобол норовистой Тавды. Из-под кепки с длинным козырьком он смотрит реку. И видно, прикидывает, что за гости явились сверху: то ли браконьеры, то ли рыбнадзор. А позади него высится домишко. Своими подслеповатыми оконцами он тоже глядит на реку, где сшибаются почти напрямик два потока и круто поворачивают одним руслом вправо.

Нам нравится это место. Приметное. И поскольку день уж на исходе, сочли за лучшее переночевать на обрывистом берегу, по соседству с бакенщиком.

Сосед наш оказывается молчуном. Большого труда стоит разговориться пожилому хозяину двух рек. И тогда лишь, когда услышал, как гости толкуют о тобольской рыбе. Тут он, пожалуй, догадался, что перед ним не браконьеры, не рыбнадзор.

Не знанием ремесла своего, не умением варить щучью уху поражает бакенщик. Этот человек, оторванный всю навигацию от дома, не в курсе космических новостей, Зато он хорошо знает свою реку. Когда мы заговариваем о Тоболе, на берегах которого нет отрады приезжему человеку, бакенщик говорит: