Но даже, если б грянули вдруг залпы над утренней рекой, мы не пристали бы к берегу. Хотя и торопимся увидеть бывшую столицу Сибири, но не готовы еще к встрече с ней. Ни мы сами, ни катер. Давно бритва не касалась наших подбородков, а швабра — бортов и палубы «Горизонта». И по поводу прибытия в сибирскую столицу (пусть и бывшую) объявляется большой аврал.
А это работа не для слабонервных. Попробуйте отмыть до первозданной чистоты палубу и слани с засохшими глиняными отпечатками наших ботинок, навести порядок в кокпите. Нетрудно вообразить, что там творится, если этот отсек нашего корабля служит одновременно фотолабораторией, спальней, рабочим кабинетом, мехмастерской и столовой. Надо, наконец, надеть одежду, приличествующую случаю.
По отработанной технологии большой аврал (чем он и отличался от аврала обычного) начинается с того, что на берег выгружается все содержимое катера, за исключением мотора, конечно. Летят на берег спальные мешки и рюкзаки, консервные банки и теплые бушлаты. И тогда слово предоставляется швабре и ведру. Но скоро вода вокруг катера мутнеет и покрывается маслянистыми пятнами. Немало потрудившись, мы замечаем, что катер выглядит грязнее прежнего. Тут ничего другого не остается, как убедиться в правоте старой восточной мудрости, что река соленой воды стоит меньше, чем кувшин пресной, и удалиться с ведром выше по течению от стоянки. Мы же говорили, что такой аврал не для слабонервных.
И венчает дело последнее испытание, граничащее с самоуничижением. Это когда мы берем в руки механическую бритву «Спутник» ленинградского патефонного (!) завода. Создатели портативного прибора наделили его голосом, который по эмоциональному — воздействию может сравниться только со звучанием зубоврачебной бормашины. Иными достоинствами бритва не отличается, ибо ее с большим успехом может заменить осколок стекла. И если все-таки мы пользовались бритвой, то только из уважения к патефонному заводу. И понятно, к знакомому, подарившему столь веселого спутника.
Как бы то ни было, «Горизонт» подходит к главной пристани Тобольска в таком респектабельном виде, будто мам покровительствует «Интурист».
900 ступеней Прямского взвоза
Когда мы вернемся домой и скажем, что были в Тобольске, кто-нибудь из знакомых, нахмурив лоб, прикинет в уме: Тобольск, Тобольск… Это где-то на Тоболе. Или нет: на Иртыше. Ну, в общем, в Сибири. Маленький, должно быть, городишко. А может, припомнит урок литературы и радищевское «Письмо к другу, жительствующему в Тобольске…». Ну, что еще столичный житель слышал о нем!
В тот момент, когда мы швартуемся у тобольского дебаркадера, припоминаем рассказ одного путешественника, прибывшего сюда в конце прошлого века пароходом. «Здесь извозчики, как чичероне, замечательный народ. Небывалый в Тобольске человек рискует высмотреть независимо от своей воли все закоулки города, по которым будет возить извозчик якобы по прямой дороге к памятнику Ермаку… У вас уже является боязнь опоздать к третьему свистку, но так остаться в Тобольске едва ли кому случалось: свистки слышны во всех частях города».
Быть может, нам тоже воспользоваться услугами здешних чичероне? И все-таки — нет! Конечно, нет. И вовсе не из-за опасения попасть во власть водителей, которые могли унаследовать лукавое гостеприимство тобольских извозчиков. Просто после долгого плавания всегда является желание ощутить твердость суши. К тому же нам не надо спешить к пароходу. «Горизонт» встает здесь на долгую стоянку.
Словом, мы решаем как следует познакомиться с городом, и в первую очередь с кремлем.
Все те же таксисты растолковали нам, как попасть туда.
— С подгорной части ведет туда лестница, — говорит один.
— Ровно девятьсот ступеней, — добавляет другой.
— Пройдете под арку Рентереи — тут уж и кремль будет, — досказывает третий.
Она и в самом деле длинна, тобольская лестница. Действительно, ровно девятьсот деревянных плах положено под ноги пешехода. И стоит самому пересчитать их, ибо каждый уступ — это шаг в прошлое, застывшее в образе могучих стен и башен.
Этот путь наверх заставит вас, может быть, вспомнить, что Тобольск — единственный город Сибири, который на протяжении своей драматической истории имел три герба. Сначала тобольскую печать украшали два стоящих на задних лапах соболя, разделенных вертикально поставленной стрелой. Когда в начале восемнадцатого века русские города наделяли официальными гербами, рисунок на старой печати почему-то не устроил столичных вельмож. И новый символ сибирского города составили воинские атрибуты: золотая пирамида, знамена, алебарды и барабан. А позже, при очередной раздаче гербов, пирамиду заменил щит Ермака и появилась нивесть откуда атаманская булава. Все эти доспехи на гербе Тобольска, который никогда и ни с кем не воевал, забыты ныне; не забыт, однако, оставшийся от веков белокаменный кремль — олицетворение Тобольска.