— А заметили склад дров возле колокольни? На том месте будут пятиэтажные дома стоять с окнами на Иртыш.
— Знаете, какое сейчас население города? Правильно: восемьсот двадцать два человека. А через пять лет будет тридцать тысяч!
— Видели развалившуюся церквушку на самой горе? Так вот: там Дворец культуры построим.
— В столовой нашей обедали? Чем она уступает столичным? Отделка под дерево, люстры импортные, мебель приятная. А год назад обедали в тесной избушке.
— Как вы думаете, о чем мы сейчас мечтаем? О ресторане? О стадионе? Нет! Это уже пройденный этап. Хотим собственный курорт выстроить! В пригороде. На речке Кайгарке не были? Места там — удивление. Ключи целебные. И еще до термальных вод доберемся. И отапливать город будем. Да! Мы жадные.
— Вы не ахайте: нефть… миллиарды тонн… размах… Размах будет, когда за Салымский урман возьмемся. Оч-чень много леса! Спелого. Добротного. Лесохимия — это будущая профессия города. Не верите? Держу пари!
Это Салманов говорит о будущем. И мы верим. И не собираемся держать пари. Говорят, бесполезно спорить с ним. Он пари не проигрывает. Бился с ним однажды об заклад главный бухгалтер, что не построят за зиму контору экспедиции, — и проиграл. Ящик шампанского. С тех пор никто не держит с ним пари. Это потому, что в его улыбке, манере говорить, напористости есть что-то захватывающее. И наверное, тогда, когда шел спор, построят или не построят к весне контору, всем хотелось, чтобы выиграл Салманов.
— Но почему город назван Правдинском? — спрашиваем мы. — Кажется, где-то есть уж такой город, а?
— А откуда мы знали, когда приехали сюда? Так придумалось. И послали свое предложение в Верховный Совет. Город же не простой — нефтяной. Теплоход подходит к берегу — объявляют: «Подъезжаем к городу Правдинску». А раньше и не приставали. Если откажут нам в Верховном Совете, придумаем другое название. Вот, например, такое: Горноправдинск. Хорошо? И сохраним здешнюю традицию: раз на правом берегу стоит — значит на горе, горный.
Город и Салманов живут единым порывом. Будто оба только еще на старте. Для них все тут внове — свадьбы и уличное освещение, волейбольные состязания и разводы. Даже аптека, куда чаще других, может быть, заходит начальник экспедиции. И когда кто-то замечает у него на столе среди бутылок с нефтью жестяной патрончик с таблетками валидола, он оправдывается:
— Город строить — это, понимаешь, даже не нефть искать.
Именно в Правдинске вспомнилось нам, с какой болью писали исследователи в начале века о молодом поколении Сибири. Сибирь много теряет, утверждали они, от недостатка специалистов. «Край управляется чиновниками, присылаемыми из Европейской России… Аристократические фамилии высылали в Сибирь своих неудачных сыновей, страдавших идиотизмом или пьянством или несносных по буйному характеру, бреттеров, шулеров и т. п., предполагая, что в такой отдаленной и невежественной провинции и эти дегенераты русской аристократии будут терпимы и начальством и обществом и если не сделают карьеры, то будут получать жалованье, ничего не делая… Как Европейская Россия сбывала в Сибирь брак своих мануфактурных произведений, так она колонизовала Сибирь забракованными жизнью людьми». Эти слова принадлежат известному путешественнику Г. Н. Потанину.
Как же действительно все переменилось за такой малый срок! Вот перед нами человек, ставший сибиряком совсем недавно. Здесь, в Сибири, он открывал и участвовал в открытии почти двух десятков нефтяных месторождений, вызвал к жизни город Нефтеюганск и теперь сражается за будущее Правдинска.
Но зачем ему, потомственному нефтянику, брать на себя такое бремя? Разве мало тех мук, что выпадают на долю геолога? Что им движет? Честолюбие? Но разве оно способно на подвижничество? Нет! Наверное, все-таки в нем бушует молодость, которой ныне по плечу вопросы такой государственной важности (дать, например, или не дать стране дополнительно дюжину миллионов тонн нефти), что даже неловко за непричастность к его делу, за мелкий масштаб своих мыслей.
Впрочем, такая смелость свойственна всем геологам, которые порой решают судьбы целых краев и областей. Вспомните отважных искателей якутских алмазов, казахстанской руды или колымского золота. То, что было делом их личной жизни, стало делом государственной важности. Это потому, пожалуй, что геологи всегда устремлены в будущее. И потому еще, что они несут энергично начало новой жизни: сперва костры и палатки, потом буровые и месторождения и, наконец, поселки и города. Вот какие отметки на карте оставляют первопроходцы. И для них имеет самое большое значение только новизна поиска. И в этом подвижничестве человек ищет самого себя и открывает новые залежи нравственных возможностей и делового совершенства.