Эх, был бы я писателем — большой роман о Лагутине написал. Глыба человек. Нашел же счастье в том, что всегда первый. А то все читаешь о каких-то странных людях. Выходит, приезжают к нам в Сибирь одни романтики, неудачники да любители длинного рубля.
Секретарь горкома с таким жаром рассказывает все это, расхаживая по маленькой комнате, что нам захотелось взглянуть на Лагутина. Впрочем, мы забыли совсем — он же уехал. Как не пожалеть об этом: опять не везет в этот трудный воскресный день. А секретарь горкома снова вздыхает:
— Конечно, надо написать однополчанам о Лагутине. Но как? Не знаю.
Вот чудак! Он еще размышляет.
— Да напиши все, что нам только что рассказал, — советуем ему.
Когда звонит сургутский колокол
Оставив секретаря райкома комсомола дописывать письмо однополчанам, мы идем побродить по Сургуту. Надо же как-то «добить» это несчастливое воскресенье!
Ходим по земляным и дощатым тротуарам, вдоль которых высятся поленницы колотых дров. Встречаем невыразительные физиономии вросших в землю домишек за цветочными палисадниками. Видим магазин с витриной уцененных товаров, где лежат пятирублевые скрипки и патефоны, невероятно дешевые боты наших прабабушек, бусы и прочий утиль, который, казалось, безвозвратно уж канул в Лету, однако нет — вынырнул на берегах Оби. Рядом афиши приглашают во Дворец культуры на новую французскую кинокомедию. Читаем вывески и таблички на бревенчатых фасадах.
Никакой экзотики. Никаких достопримечательностей. В молодых сибирских городах, понятно, не отыщешь ни памятников старины, ни мемориальных досок. Откуда им взяться. Но ведь Сургут пережил тридцать семь десятилетий! И напоминает о том, как много лет за плечами этого города, одна лишь, пожалуй, древность — колокол.
Он висит на вершине пожарной вышки, похожей на звонницу. А поскольку брандмейстеры не знают выходных, мы находим за воротами пожарной части дежурную команду, занятую игрой в домино. Спрашиваем их, нельзя ли поближе рассмотреть колокол. Не отрываясь от игры, один из команды кивает на лестницу.
С шестиугольной деревянной площадки можно обозреть весь город с его окрестностями. Внизу — почерневшие крыши, лоскутья огородов. Старый Сургут. Налево — побеленные стены домов, за которыми склады и промбазы. Новый пригород нефтяников. Впереди — роскошная шуба кедровой и сосновой тайги. Необозримый парк отдыха и зеленая зона Сургута. Направо — самая длинная здешняя улица, которая привела нас от речного порта. Там — Черный мыс.
Позади — Обская низина. Расползлись по широкой пойме бесчисленные протоки. Лежит тяжелое серое тело реки. Только в одном месте — у Черного мыса — изгибом своим она касается коренного берега. Понятно теперь, почему нельзя по воде подойти к самому Сургуту — отрезан от Оби островами и мелкими протоками. Наверное, лишь в высокую воду подходят большие теплоходы к центру города.
И еще одна необыкновенная картина открывается нам. По всем дорогам — сухопутным и водным — возвращается домой сургутский люд. Из тайги выезжают автобусы. По тропам идут люди с ведрами и корзинами. С обских островов торопятся лодочные флотилии. Вот-вот этот воскресный прилив затопит весь город.
Ну, а что же колокол? Каков он вблизи? Отлитый из звонкого металла, он висит, притянутый за ухо под шатровый верх. Стоит прикоснуться железом языка к его краю, как высокая нота срывается из-под пологого конуса. Не сравнишь ее, конечно, с колокольной октавой ростовского кремля, что записана уже на долгоиграющую пластинку.
Но как он попал на дозорную вышку? Наверное, прислан был из московской или иной епархии в подарок сургутским миссионерам, а после одного из пожаров больше не поднимали его под шатер колокольни. И лежал без надобности, пока смекалистый сургутянин не приспособил его для пожарного набата.
На звонких боках его, кроме стершейся ленты орнамента по самому низу, шрамов и царапин, нет никаких других отметок. В том числе и о его происхождении.
В старину существовал обычай — небылицы всякие рассказывать при отливке нового колокола. Это для того, чтобы громче звучал. Когда-то даже ходила поговорка — «колокола льют», что значило выдумывают небывальщину. А не такой ли небылью представляется прошлое сургутского колокола?
Он наверняка не был свидетелем событий, когда единственная пушка приплывших сюда казаков сломила упрямое сопротивление хантыйского князька Бардака в схватке при впадении малой речки в Обь. А вслед за первым отрядом прибыл другой. Ружейники и оброчники, духовные лица и толмачи, воротники и десятники со штатным палачом дали имя новому поселению, назвав его Сургутом по имени волжского местечка при слиянии речек Сургут и Сок, откуда многие пришельцы были родом.