В июне, после вскрытия реки, пришла из Сургута в Усть-Балык баржа. На ней первый десант — пятнадцать человек. За главного — начальник бурового участка Михаил Ветров. Потом сюда бросок сделали. Поставили на берегу столовую. Палатки растянули. Радиостанцию установили.
Почему стали бурить именно здесь? Конечно, не потому, что на этом месте незабудки росли. По всем прогнозам выходило, что вернее всего искать нефть тут. Перед нами прошла здесь сейсморазведочная партия Николая Бехтина. И геофизики сказали: в этом районе обнаружен подъем пластов. Оставалось выдать точку для бурения. А выдать точку — значит мысленно заглянуть в глубины и составить подземную карту. Получится на карте поднятие-купол — хорошо, есть перспектива. Потом надо сделать геологический разрез и сравнить его с физической картой. Если над куполом нет озера или болота и есть хоть немного земли, можно монтировать вышку. Вот как было и с шестьдесят второй. Ей повезло. Выдали точку на берегу реки. Поставили репер — а попросту столб — с указателем: Сургутская нефтеразведочная экспедиция, скважина № 62.
Почему у нее шестьдесят второй номер? Это сложно объяснить. Такой особый номер был дан площади. А скважина была только первой из пяти точек, которые предстояло пробурить на Усть-Балыкской структуре.
Потом монтажники начали поднимать вышку. Пошли дожди. Грунт не держал. «Бакинец» проваливался чуть ли не по кабину. Все-таки в конце июля забурили. На вахте стоял Александр Халин, крепкий, красивый парень из Краснодарского края. Он никогда не унывал. И всегда повторял: «У меня рука счастливая: я ставропольский газ нашел».
В октябре нащупали первый пласт. Но он дал воду. Второй пласт выбросил воду с нефтью. Пробурили третий. Прострелили его — ничего. А через двенадцать часов рванул фонтан.
Что запомнилось больше всего в тот момент? Двенадцать часов ждали: будет или нет. Рация стояла около скважины. Сургут вызывал через каждые пять минут. А потом такая радость — сильная струя. В памяти остался резкий контраст белого и черного — ложбина, покрытая первым снегом, и в ней — темная нефть. На радостях мыли руки в черной луже. По традиции мазали друг друга.
А потом еще один праздник — проводы первой нефти. В тот вторник у нас было, как в первомайский день. Никто не замечал, что кругом грязь, сильный ветер. К буровой проложили мостки. Скважина вела себя тихо. Зато весь поселок бурлил. Люди ходили и поздравляли друг друга с праздником. Вертолет разбрасывал поздравительные листовки.
К берегу подошел пароход «Капитан» с нефтеналивной баржой. Внутрь баржи опустили трубу, которая шла из скважины. Сама скважина наряженная, как именинница. Около нее собрались буровики, геофизики, геологи. Все хотели увидеть проводы первой нефти. Начальник Тюменского геологического управления Эрвье и главный инженер Сургутской экспедиции Салманов повернули, как баранку автомобиля, колесо задвижки, и полилась она. Тысячу семьсот тридцать шесть тонн увез «Капитан» в Тюмень.
Вот и весь рассказ об истории скважины № 62. Она и по сей день качает нефть. И еще четверть века будет гудеть черный поток по ее трубам, опущенным в недра. И об этом будет напоминать нам горючая капля из нефтяной коллекции.
Прилетит ли дирижабль на нефтяной полюс?
Перед вылетом из Нефтеюганска начальник Усть-Балыкской экспедиции сказал командиру МИ-6:
— Заедем на девяносто третью. Тимченко, говорят, что-то загоревал.
Командир экипажа бросает взгляд на карту, заправленную в планшет, кивает в знак согласия головой и по стремянке поднимается в кабину.
Через полчаса вертолет зависает над сосновым редколесьем. Сквозь прозрачные кроны виднеется беломошный ковер северной тайги. Вокруг — ни болот, ни озер, ни разлива речного. Какой удивительно сухой островок в этой водной стороне!
Машина повертывается в воздухе и медленно опускается. В иллюминаторе перемещаются то пятачок вытоптанной земли, то люди с запрокинутыми головами, то пирамида буровой вышки, вознесшейся над тайгой, что обступила ее кольцом.
Начальника экспедиции встретил немолодой человек. Его обветренное лицо глубоко избороздили морщины. Он теребит в руках остывший папиросный окурок и, очевидно, чем-то обеспокоен. Даже летчики обращают на это внимание. Они не рассыпают веселых шуток, как прежде. Будто им передается какая-то неясная тревога бурового мастера Тимченко.
Шаповалов и хозяин девяносто третьей долго прохаживаются вокруг вертолета. Потом они прощаются, как люди, которым не хотелось бы этого делать.