Почему-то подумалось, что таких вот могучих людей, которые смущаются своей силушки, должна непременно дарить сибирская земля. Но обнаруживается, что Витязь родом из-под Бреста. Сибиряком же стал недавно.
На нефтяные целинные места судьба привела его кружным путем. Как, впрочем, почти каждого из собравшихся тут под его началом. Он учился искусству нефтедобычи на Северном Кавказе — в Новочеркасском геологоразведочном техникуме. Весь его курс направили в знойные пески Туркмении, где он проработал восемь лет. И все это время не видел земли. Только песок. Если, конечно, не считать керна.
О песках он часто рассказывает буровикам, когда коротают время в пересменок, сидя на пороге балка. И он еще сравнивает, как искали нефть в далеком Акарыме, е тем, как приходится тут. «В Туркмении все известно наперед: пробуришь правильно — нефть будет. А здесь-то совсем неясно. Площадь локосовская капризная, с загадками».
Буровой мастер имеет право считать, что ему — не везет: пока не было у него своего нефтяного фонтана. А нужен ему этот фонтан позарез. Не корысти, как говорится, ради, а для чистоты совести. Ведь он решил уже: после первой же победы уедет из Сибири. Уедет в родные места, в Белоруссию. Там тоже появились признаки большой нефти. Что поделаешь: сердце просится! А пока ему надо сладить с тридцать шестой скважиной, упрямой и неподатливой. Как, впрочем, и предыдущие.
Мы говорим буровому мастеру, что, судя по радиограмме, из скважины поднят «счастливый» керн — с признаками нефти.
— Я предпочел бы иметь вместо признаков саму нефть. Но пока… А если вас интересует керн, то он уже в коллекции нашего геолога.
Анатолий Парунин, обладатель вполне повстанческой бороды, — человек молчаливый, рассеянный на людях. Но он преображается, когда остается наедине с керновым ящиком — рабочей коллекцией геолога. Стоит растормошить Анатолия — и он с увлечением начинает рассказывать о подземных тайнах. Для него керновый ящик с продольными полуметровыми перегородками превращается в строки увлекательнейшей книги по геологии. Столбики керна, окрашенные то в светло-песочный, то стальной, то грязно-коричневый цвета открывают ему родословную пластов. Для него аргиллиты — глинистая порода, не размокающая в воде, — волшебная непроницаемая крышка над огромным нефтяным котлом.
Вот этот, например, столбик аргиллитов поднят с глубины 2212 метров, о чем напоминает карандашная запись на деревянной перегородке ящика. Рядом — другой. Он светлее. И пахнет керосином. Это песчаник — коллектор нефти, как выражаются геологи. Против отметки «2216-й км» лежит еще один столбик песчаника — глинистого. Он, как объясняет геолог, не содержит ни воды, ни нефти. И наконец, последний образец породы — те самые двадцать сантиметров нефтеносного керна, о которых сообщил утром по рации на базу буровой мастер.
— Чувствуете? Пахнет нефтью! Если бросить в воду — зашипит. Это газ «заговорит». Значит, скоро должны добраться до нефтяного пласта.
И на память нам преподносится подарок — пятисантиметровый столбик нефтеносного керна, кусочек темно-серой затвердевшей породы, пролежавшей в недрах миллионы лет.
Чтобы узнать все об этом керне — предвестнике нефтяного фонтана, мы спрашиваем геолога, кто поднял его из скважины.
— Помощник бурового мастера Аникин.
Идем на вышку и спрашиваем помбура. Он наверху. Принимает инструмент. Понятно, мы не упускаем случая подняться на вершину буровой.
Она стоит в гордом одиночестве на чисто «выбритом» от таежной поросли месте. Сплетенная из металлических труб вышка цепляется за ненадежную болотистую почву четырьмя лапами и толстенными тросами. Эту сорокаметровую громаду монтажники сладили прочно. И все-таки в надежности металла начинаешь сомневаться, когда, отсчитав несколько тысяч деревянных ступеней, достигаешь вершины.
По пути наверх переживаешь немало трепетных минут. Например, тогда, когда ревут дизельные агрегаты у подножия вышки. Они рождают такой гул, будто отделение танков рвется в атаку. Трепещет металл. Зыблется под ногами лестница. И в это время рядом — во чреве вышки — стальной «кулак» подъемного крана поднимает из глубин трубу с лоснящимися боками. Ее называют здесь колонной.
С помбуром Аникиным мы выбираемся на верхнюю площадку. Тут довольно тесно. И не покидает чувство какой-то зыбкости. Но открывшаяся панорама столь величественна, что исчезает всякая тревога за свое маленькое «я». Выше нас только острие громоотводного шпиля да небо. Вокруг плещется хвойный океан. Серебрятся неведомые озера. Проступает ржавчина болот. Ничто не мешает рассмотреть недоступные прежде просторы. Мы торопимся запечатлеть все это на кино-и фотопленку. Шумно восторгаемся неутомимой протокой, проделавшей путь от Оби к подножию буровой.