Канталев молод для капитана, хотя немало походил по рекам. Если сложить все пройденные им километры, то хватит их, пожалуй, чтобы земной шар обогнуть. Его родная река — Амур, где приобщился он к судоводительскому искусству. А теперь вот осел в Сибири. И по нраву ему просторная здешняя вода.
На исходе дня в рубку вползает прохладная сумеречная темень. Лишь светлеет позади край неба да река впереди. Тускло серебрятся палубы двух нефтянок. Капитан все чаще берет в руки бинокль и склоняется над лоцией. Правда, настоящий сибирский капитан редко заглядывает в речные карты: и без того наперечет известны ему все мысы да перекаты. Но Канталев проверяет себя. Всего второй раз идет из Мегиона в Новосибирск. До нынешней нефтяной навигации плавал в верховьях Оби. А тут еще груз такой — сырая нефть. Недаром для всех встречных судов зажжены на мачте «Лоцмана» два красных огня.
Тихо в рубке. Рулевой — парнишка лет восемнадцати — замечтался, видно, увидев звезды, опрокинувшиеся в реку.
— Правее, Митя. Еще правее, — мягко поправляет его Канталев.
Крупная дрожь пробегает по телу парохода. Напрягает все свои четыреста пятьдесят лошадиных сил паровой двигатель. Судно меняет курс, поворачивая вправо.
А впереди, словно вынырнув из обской глуби, светятся два светлячка — один над другим. Это береговые створы — ориентир судоводителя. По ним рулевой сверяет курс. А капитан успевает вспомнить ближайшие береговые огни и повороты, вспомнить, каково тут течение и велики ли глубины. Ох, эти глубины! Много воды в Оби, а местами так мелко. Накануне только было двести пять сантиметров на перекатах. А нынче? Ну, как провести тяжелые нефтянки? У них же осадка два метра!
Входит в рубку радист. Невесел. Молча протягивает капитану радиограмму. Читает ее Канталев и нам показывает. А там написано: «Всем капитанам судов тчк связи падением воды обязываю лично проводить суда перекатах Пьяном Дубровинском Албазинском Монастырском…»
— Придется, капитан, и днем еще не поспать, — замечает радист.
А впереди во тьме снова движение огней над водой. Оки плывут куда-то, пропадают, снова вспыхивают.
— Не пойму, куда идти, капитан, — теряется рулевой.
— А ты разберись спокойно. Ближние огни — белый с зеленым— это буксир. Тянет баржи.
Капитан поднимает руку к цепочке, свисающей с потолка рубки, и рвет на себя. Над рекой раздается гудок — приветствие встречному судну.
— А дальше! — спрашивает рулевой. — Пассажирский и катер, кажется? Все навстречу.
— Верно. Оставь их слева.
— А что там справа?
— Костер на берегу.
В дверях рубки — механик. Отчего же и ему не спится? Стоит позади капитана, ветошью руки трет.
— Какие новости?
— От вахты до вахты глаз не прищуришь. Дела-то какие: не дотянем до Колпашево. Топливо на исходе.
— Лучше бы сказал, что хлеба не хватает, — отозвался Качталев.
«Лоцман» сырую нефть везет. Мало сказать: груз опасный. Еще и капризный. Над Обью жара стоит. Серебристая палуба нефтянок нагревается так, что через резиновые тапочки чувствуешь. Приходится в танки с нефтью дым нагнетать больше обычного. Вот и пережгли топлива немало.
Остается за кормой темная обская вода. Ушли отдыхать радист и механик. Спит штурман. Даже вахтенного матроса на палубе одолела дрема. Хоть и взял их сон, но и в забытьи слышат они, как мерно вибрирует от напряжения машины корпус судна, как разрывают ночную темень гудки «Лоцмана».
А капитан по-прежнему наверху. Один на один с рекой. И со своими мыслями. О чем он думает сейчас? О топливе, которого, наверное, не хватит до Колпашево? О глубинах на перекатах? А может, о скорой свадьбе второго помощника механика?
БЕРЕГ АКАДЕМИКОВ
Что такое глухомань?
И снова мы одни на пустынной Оби. Как и прежде, «Горизонт» во власти реки. Катит она, раздольная, навстречу, являя обнаженные берега, подмытые вольными водами.
Не долго довелось благоденствовать нам в качестве пассажиров нефтевоза. Мы покинули гостеприимную палубу «Лоцмана» у Соснино.
Местечко это на правом берегу Оби ничем не отличается от здешних одноэтажных селений, где бок о бок живут русские и ханты. Мы не обнаружили заметных примет обновления возле тихой пристани, столь характерных для нынешних обских берегов, прославленных нефтяными реками. И все-таки Соснино — какое типично сибирское название! — запоминается нам.