Весь народ, которому посчастливилось поспать на трибуны дворца спорта, словно сошёл с ума. Люди повскакивали с мест и принялись, обнимаясь с соседями, скандировать:
— Шайбу! Шайбу! Молодцы! Молодцы! Молодцы!
И вся наша команда, перемахнув через борт, бросилась поздравлять растерянно улыбающегося Колю Свистухина, а я, схватившись за живот, припустил, наоборот, назад на скамейку запасных.
— Палыч, — просипел я, искривившись от боли. — Я в туалет. Живот скрутило, спасу нет, сейчас прямо здесь нафурю.
— Понос что ли? — Удивился старший тренер. — С тобой Тафгаев одни неприятности, то золотуха, то понос! Давай одна нога там, другая уже здесь! Нам ещё пять с лишним минут играть!
— Фюнф минут, Борис Палыч, — хмыкнул я, отбросив клюшку в сторону.
С огромными выпученными глазами я пролетел мимо крепкого паренька, одетого в штатское, но с заметной военной выправкой, который дежурил на выходе со скамейки запасных. Затем гулко топая коньками по коридору, я добежал до раздевалки, где тоже стояли два незнакомых товарища в чёрных плащах, как наши канадские Василь Васильевичи, и заскочил внутрь помещения.
— Теперь Фоксец все от тебя зависит, — прошептал я, вынимая черного кота из переноски.
— Мяу, — жалобно мяукнул мой обжора.
— Что значит мяу? Что значит, голова болит? Сейчас не о голове надо думать, надо ноги делать.
Я поднёс Фокса к дери и, приоткрыв её, выпустил кота в коридор.
— Оп, оп, оп! — Зачистил я и выскочил следом, а мой Фоксец, подумав что мы сейчас играем, рванул по коридору в сторону бокового ответвления, которое вело в обход хоккейной арены в зрительское фойе. — Мужики помогите кота поймать! — Обратился я к «чёрным плащам».
— Нам за это деньги не платят, — усмехнулся один из незнакомцев.
«Ну и дурак», — подумал я, убегая за котом. Но лишь повернув за поворот, я тут же скомандовал своему безобразнику «к ноге» и Фокс прибежал к хозяину, то есть ко мне. Дальше я толкнул дверь маленькой хозяйственной комнаты, где хранились всякие мётлы, веники, вёдра и тряпки, и трясущимися руками от нервного напряжения нащупав под ковриком на полу ключ, закрылся с другой стороны. «Не зря я каждый день раньше всех приходил на тренировки, — усмехнулся я, срезая заранее приготовленными ножницами шнурки на коньках. — Серый неприметный плащ — приготовил, кеды тоже тут же припрятаны. Лестница стремянка, чтоб сейчас вылезти в узкое окно, которое находилось под потолком и выглядывало на ноги случайных прохожих, тоже стояла здесь в углу! И даже сумка для Фокса и дефицитных иностранных коньков была под рукой».
Правда на всё про всё у меня ушло секунд десять, и когда я вылез на улицу и побежал через хозяйственные постройки, я молил только о двух вещах, чтобы сборная за пять минут не слила выигранный матч, и чтобы товарищи «Чёрные плащи» подольше хлопали своими клювами. Затем я рванул между двух рядов гаражей, потом перескочил через забор, и наконец, вывалился к стихийной стоянке автомобилей. Меня интересовал автобус кинопередвижки, который на мою удачу уже ждал. Водитель, заметив человека в сером плаще поверх хоккейной формы и в не завязанных кедах на ногах с большой сумкой в руке, открыл дверь и через пару секунд нажал на газ.
— Минут через десять, пятнадцать здесь всё наверняка перекроют, — выдохнул я, усевшись на кресло между ящиков с кинопленкой и кинопроектором, и вынув из сумки перепуганного кота Фокса.
— Ничего, — хохотнул водитель. — Все хоккей смотрят, город словно вымер. Через десять минут мы уже будем на окраине Москвы.
— Радио включи, — потребовал я, погладив Фокса по чёрной мало смышлёной голове. — Хотелось бы удостовериться, что сборная победит.
Водитель кинопередвижки покрутил ручку настройки и сквозь треск раздался голос Николая Озерова, который нахваливал нашу молодую сборную за тот феноменальный отрезок игры, когда пять шайб одна за другой отправились в ворота непобедимых канадских профессионалов.
— А если все машины начнут осматривать уже за пределами Москвы? — Спросил меня водитель.