— Мы, Николай Николаевич, напрасных обещаний не даём, — серьёзно ответил за всех Николай Свистухин, у которого осталось больше сил, так как на лёд он выходил только при игре в меньшинстве. — Но сегодня ручаемся, что ничью расшибёмся, но вырвем. И ещё, маме моей передайте привет в Горький.
— Да я ради такого дела, передам привет от всей команды, близким родным и знакомым. — Улыбнулся Озеров.
— Тогда уже и котам, если они конечно телевизор сейчас смотрят, — дополнил перечень приветов Свистухин.
Тягостное молчание повисло в кабинете профкома Автозавода, когда в начале третьего периода чехословацкий нападающий Ян Клапач с передачи Ярослава Холика забросил третью шайбу, сделав счёт в матче 3 : 1.
— Всё, можно расходиться, «кина не будет», — крякнул нагловатый парень, покрутив башкой в поисках пива. — Осталось меньше пятнадцати минут, можно сливать воду!
— Да, чё ты нам тут чешешь?! — Подскочил фрезеровщик Дынилыч. — Целый вечер сидишь — бу-бу-бу, бу-бу-бу. Это из-за тебя у наших игра не идёт!
— Слышь ты, мордатый, давай проваливай, — со стула встал Казимир Петрович. — Вписался к нам нахаляву, только воздух портишь!
— Да, парень, вали, пока рога тебе не обломали, — присоединился к работягам и физорг Самсонов.
Мордатый хотел было что-то возразить, но самый молчаливый из всей компании токарь шестого разряда, оказался самым быстрым на расправу и мордатаму поддал хорошего пинка. Однако наглец осклабился и прежде чем уйти крикнул:
— Это всё из-за вашего Тафгая, правильно его в газетах пропесочивали! Он предатель, погнался в Москву за длинным рублём!
— Убирайся прочь, подлец! — Взвизгнула Светка и отвесила мордатому пощёчину.
— Внимание, опасный момент у ворот Иржи Холечека, — раздалось из телевизора и вся компания, позабыв про мерзавца, бросилась к экрану телевизора. — Скворцов проскакивает по левому краю, пас в центр на Якушева, и нашего нападающего останавливают с нарушением правил. Две минуты за подножку судья выписывает защитнику Иржу Бубле. Какой хороший шанс, чтобы сократить отставание в счёте. И на розыгрыш лишнего игрока старший тренер Всеволод Бобров выпускает Михайлова, Петрова, Харламова, Васильева и Гусева. Пошли решающие минуты матча.
— Харлам, бросай! — Гракнула вся скамейка запасных, которая уже давно стояла на ногах. — Петров, б…ь, замыкать надо передачу! Дай, б…ь! — Сматерилась почти хором половина команды, когда пятёрка Петрова неудачно отыграла первую минуту численного большинства.
— Кто бросать по воротам будет? Тургенев со своими тургеневскими девушками?! — На эмоциях я отчитал Михайлова, Петрова и Харламова, которые поехали на смену. — Кто на пятаке будет бороться? Николая Озерова из комментаторской кабинки позвать?! — Выдал я центрфорварду Петрову, который уселся на лавку понурив голову.
— Тафгаев с партнёрами на лёд! — Хлопнул меня по плечу Всеволод Бобров. — Ваня отступать некуда.
— Это из Праги-то отступать некуда? — Усмехнулся я. — Ну ты Михалыч и скажешь тоже. Хотя если со стороны советских войск смотреть, то возможно.
— Шалопай, — отмахнулся старший тренер.
«Шалопай, шалопай, сиди дома не гуляй», — пробубнил я себе под нос, встав в правый круг вбрасывания в зоне чехословацкой сборной. На вторую минуту меньшинства тренер хозяев Ярослав Питнер отрядил капитана команды защитника Поспишила, нападающих братьев Холиков и защитника Махача. Насколько я не любил младшего Иржи Холика, настолько уважал Франтишека Поспишила, с которым даже один раз посидел в ресторане и выпил кофе. Но сейчас мне было всё равно, кого втаптывать в лёд!
— Саша, Боря, внимательней после вбрасывания, — сказал я своим крайним нападающим и приготовился «выгрызть» шайбу прямо из рук рефери.
К счастью этого не потребовалось. Старший из братьев, Ярослав Холик даже глазом не успел моргнуть, как шайба отлетела к защитнику Куликову, большому любителю шмалять по своим. Но сейчас он перевёл резиновый диск на левый край Фёдорову, тот «Малышу», а я, ломанувшись толкаться за «место под солнцем», которое сейчас «светило» на пятак, так развоевался, что стянул на себя трёх игроков сборной Чехословакии из четырёх возможных. Боря Александров подумал-подумал и пульнул на открытого Мальцева, который в гущу дерущихся хоккеистов не полез, стоял скоромно с краю, никого не трогал, и возможно думал об отпуске, что проведёт в Одессе, поэтому пробил в касание, уже не тратя на это мыслительных способностей. Красный фонарь зажёгся за воротами. Трибуны "Спортовни хала" на пару секунд смолкли, а мы в этой тишине заорали как умалишенные:
— Гооол! Да, б…ь, гооол!
— Молодцы, мальчики! Молодцы! — Прыгала счастливая Светка по кабинету профкома.
— Гоол! — Кричали почти все мужики и жали друг другу мозолистые ладони.
— Вы чё офонарели! — Вскрикнул Данилыч. — Пусть сначала счёт сравняют, а уже потом мы им устроим долгие и продолжительные аплодисменты! Так, что Леонид Ильич Брежнев и тот обзавидуется. Товарищ Озеров, сколько играть-то ещё осталось, скажи нам отец родной? — Спросил вредный фрезеровщик у телекомментатора, который был сейчас за тысячи километров от города Горького, однако простому работяге ответил.
— До конца игры осталось девять минут и двадцать три секунды. Нужно ещё прибавить. Обязательно нужно взвинтить темп и добиться хотя бы устраивающей нас сегодня ничьи.
За две минуты до конца игры, пока судьи устанавливали сдвинутые с места хоккейные ворота, которые сбил Саша Якушев, неудачно столкнувшись с защитниками хозяев льда и вместо шайбы влетев в сетку Иржи Холечека, я решил сказать «пару ласковых».
— Мужики! — Гаркнул я, как можно громче, так как чехословацкие болельщики свистели и кричали без перерыва. — Слушай сюда! Спутник мы запустили! Гагарина и лунный трактор тоже! Большой балет у нас лучше некуда! Короче выходим сейчас и делам ничью. Да?!
— Да! — Вяленько поддакнула мне команда.
— Не слышу, да?! — Я сверкнул дикими глазами, в которых читалось желание растерзать не только сборную Чехословакии.
— Да! — Уже громче закричали хоккеисты.
— У вас, чё сегодня был у кого-то понос, что вы крикнуть нормально не можете, да? — Махнул я отчаянно рукой.
— Дааа! — Проорал как ненормальный Коля Свистухин, после чего вся команда сложилась пополам от гогота, затряслись, хохоча, даже Кулагин и Бобров.
И с таким несерьезным настроем моя пятерка выехала на вбрасывание в средней зоне, около нашей синей линии.
— Чё понос, да, — хихикал рядом Саша Мальцев. — Иван, как вбрасывание выиграешь, дай на ход.
— Чего вы все ржёте? — Спросил я, уже в став на точку. — Нам отыгрываться, а вы ха-ха-ха. Балбесы.
Но как это часто бывает, напряжение последних минут, которое не давало играть дерзко и нагло, после весёлого эпизода на скамейке запасных куда-то улетучилось. И эту одну из последних атак матча мы разыграли в лучших хоккейных традициях советского комбинационного стиля. Мальцев на центральной красной линии, как и договорились, получив на ход шайбу, легко улетел от опекавшего его Иржи Кохты. Защитник Франтишек Поспишил попытался прорыв нашего нападающего как-то прервать, но Александр быстро перевёл шайбу на другой, левый край, где в атаку уже нёсся на всех парах Боря Александров. Олдржих Махач клюкшой, словно кочергой зацепил за руку «Малыша», но неудачно отработав ногами, грохнулся на лёд. Единственное, Борю сильно отнесло к борту, и он выкатывался на ворота Холечека под очень острым углом. «Чтобы вы сегодня без меня делали?» — подумал я, убегая от Вацалава Недомански и вкатываясь в пустую зону, переел воротами.
— Не спи «Малышатина»! — Заблажил я из последних сил, ведь остальные ушли на то, чтобы оторваться от чехословацкого центрфорварда.
И пас пошёл точно в крюк клюшки. И уже толчок в спину, которым меня «благословил» на ничью Франтишек Поспишил, ничего не решал, так как третью шайбу я буквально закатил в пустые ворота.