— Не положено, — заволновалась администраторша.
— Вы разве не понимаете? — Зашептал я. — Человеку сегодня на тренировке шайбой в лоб попали. Ему срочно надо прилечь. Я сейчас его осмотрю и вызову врача.
— Да, ноги что-то не держат, — пробурчал пьяный Валерий Борисович.
— Напоминаю, что у нас посещение гостей разрешено строго до одиннадцати, — немного обиделась женщина, которая естественно не поверила, что Харламов травмирован.
— Ясно, — буркнул я и потащил армейского нападающего в лифт.
У себя в номере первым делом я заставил Валеру принять холодный душ. Затем влил в него настоящий бразильский горький кофе и надавал несколько освежающих пощёчин. В общем взмок как на тренировке. Зато добился определённого позитивного эффекта. Харламов, наконец-то, посмотрел на меня боле-менее осмысленными глазами и сказал:
— Я заявление написал на увольнение по собственному желанию из ЦСКА. Ухожу из советской армии.
— Тогда понятно, почему Тарасов сегодня хотел проломить мою голову клюшкой, — усмехнулся я, развалившись в кресле. — Кстати, а чё ты увольняешься-то?
— Я взрослый мужик, мне 25 лет, так какого х… меня гоняют как салагу по казарме? Надоело, — отмахнулся Валерий. — Уеду как ты в Штаты. Скажешь там не заиграю?
— Если я буду рядом, то заиграешь. Давай честно — тебя ведь охранять надо. В НХЛ церемониться не будут, бить начнут, чтобы тебя остановить. Вот парочку твоих обидчиков изувечу, так забияки сразу же и отвяжутся. Ладно, ты давай отсыпайся, завтра с «Динамо» продолжим тренировки. — Я встал, чтобы спустится к администратору и оплатить за эту ночь койко-место для Харламова. — Кстати, ты когда женишься?
— Никогда, — криво усмехнулся Валерий Борисович. — Давай выпьем, а? Мерзко как-то на душе. Не идёт Маринка за меня, вот такие дела!
Харламов тоже вскочил, чтобы продолжить кутёж в ресторане гостинцы. Но я его резко тормознул, усадив обратно на вторую свободную кровать:
— Вот значит в чём собака порыта. Слушай мою команду! Сейчас ложишься спать, а завтра после тренировки едем свататься. Обручальные кольца я куплю, гитару достанем, и твоей зазнобе такой концерт забабахаем под конами, выйдет за тебя как миленькая. Пулей выскочит.
— Кто это мы?
— Я, Васильев, Мальцев, Борька Александров. Соберём команду, не боись. Ты же вроде играешь на гитаре?
— Чуть-чуть, — уже закрыв глаза, пробормотал армейский форвард.
— Вот и замечательно.
Вечером следующего дня в скромный московский дворик въехало три автомашины Волжского автозавода, три «Волги». В белой сидел будущий жених — Валерий Харламов, в остальных группа поддержки. Кроме меня, Валеры Васильева и Валерия Харламова, Боря Александров привёл с собой соседей, Витю Жлуктова и Хельмута Балдериса, а Саша Мальцев взял своего брата Сергея. В довершении всего Мальцев старший где-то откопал ковбойские шляпы, и вид у нас был, как у ковбоев вышедших на тропу войны, то есть любви. Все молодые, здоровые, красивые и в американских джинсах.
— Вино привёз! — Гаркнул радостно Васильев. — Шашлык тоже!
— Может не надо мужики, — внезапно дал заднюю сам виновник сватовства.
— Куда назад⁈ — Зарычал я. — Трус, мать твою, не играет в хоккей! Кольца держи. — Я вытащил футляр бордового цвета. — Как твоя голуба из подъезда выскочит сразу ей на палец надень то, что поменьше, второе для тебя.
— Сколько отдал? — Пробормотал смущённо Харламов, раскрыв бархатную коробочку.
— Сколько отдал, все мои, это подарок. — Отмахнулся я. — Хельмут бери гитару, а то несчастный влюблённый по струнам сейчас не попадёт. Борис раздай слова, командовать парадом буду я!
— Сынки вы чё тут удумали? — Приковылял какой-то пенсионер в оттянутых трениках.
— Спокойно отец, кино снимаем. Называется «Покровские ворота». Не загораживай кадр. — Я отодвинул товарища рукой, чтобы больше не отвечать на глупые вопросы.
— Может хряпнем для храбрости, — предложил Валера Васильев, достав бутылку шампанского.
— Сначала этих гавриков поженим, а затем уже и хряпнем, не писюгань раньше времени. Спокойно! — Крикнул я, словно по мановению волшебной палочки собравшейся толпе зевак. — Акция согласована в московском Горисполкоме. Хельмут играй!
И как только наш латышский друг ударил по струнам, я громче всех заорал:
Каждый сантиметр, каждый край
Души и тела,
Все, что пожелаешь — выбирай,
Все, что ты хотела:
Поцелуи под луной
Или в платье белом.
Почему же не со мной?
Не знаю, слышал ли когда-нибудь скромный московский дворик серенаду громкоголосых, но полностью лишённых слуха, хоккеистов, коих собралось восемь человек, но судя по тому, как разом открылись десятки окон, такого спектакля здесь ещё не было. И мы во всю мощь хоккейных легких рубанули припев: