Вообще, слушая все это, хотелось просто дать в морду, но он мог раздеться и не играть спектакль, сбеситься можно. Насонов на репетиции до того наопохмелялся, чуть с костылями со сцены не загремел. «В кабак превратили театр. Вы не достойны того места, где вы находитесь».
Насонов. Подам заявление… У меня три профессии, пойду таксистом работать, а скорее всего просто завтра извинюсь, когда протрезвею.
Шеф растерялся и ничего не мог возразить Димке, у него просто не было слов и сил, он уехал с больным сердцем.
Надо выписать кое-что из дневника Л.Н.:
«Сейчас читал рассуждения в немецком парламенте о том, как помочь тому, что крестьяне бегут в города. А разрешение всех вопросов одно, и никто не признает его и даже не интересуется им. А разрешение всех вопросов одно, ясное и несомненное. Спасение одно: разрушение ложного учения».
«Разумной убежденности никогда не бывает полной. Полная убежденность бывает только неразумная, в особенности у женщин».
«Отвечай добром на зло — и ты уничтожишь в злом человеке все удовольствие, которое он получает от зла».
«Смысл жизни только один: — самоусовершенствование — улучшать свою душу. «Будьте совершенны, как Отец ваш небесный».
«Женщины употребляют слова не для выражения своих мыслей, а для достижения своих целей».
«Только бы себя не любить, себя, своего Л.Н. и будешь любить и бога, и людей. Ты зажжен и не можешь не гореть, а горя, будешь зажигать других и сливаться с ними огнем. Себя любить — значит, жалеть свою свечу и тушить огонь».
Уважаемый товарищ Шелепов!
Оба ваших рассказа основаны на случаях анекдотических. В этом не было бы ничего плохого, если бы за житейским анекдотом Вы сумели бы увидеть живописные человеческие характеры, попавшие в весьма живописные ситуации. Но артист Чайников остался у вас только героем анекдота, хотя поначалу, в первом абзаце, Вы обрисовываете его довольно метко.
Рассказ «Старики» требовал прежде всего сочного народного языка. Тогда вся история засверкала бы. Но именно с языком вы не справились. Оба ваших старика говорят на том вымороченном наречии, которое является лишь кустарной и, к сожалению, распространенной подделкой под народную речь. Эти «однакось» и «ноне» давно уже скомпрометировали себя.
Отклоняя эти рассказы, хотели бы, тем не менее, попросить Вас прислать другие Ваши произведения. В ваших рассказах привлекает умение найти острую, действительно чреватую интересными характерами ситуацию. Но пока Вы остаетесь на поверхности, не используя те возможности, которые сами же находите.
Желаем Вам успеха.
Отдел русской литературы «Литературной газеты».
(Р. Коваленко)
«Не заботься о завтрашнем дне, ибо завтрашний позаботится сам о себе, довольно для каждого дня своей заботы…»
Е. от М. гл. 6.
Рано утром получил заказным письмом свои шедевры и эту рецензию. Не обиделся, хотя в рецензии много правды, за исключением последнего абзаца, в котором они просят присылать мои произведения — это утешить мое самолюбие, чтоб я не повесился.
Молитва.
Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое, да придет царствие твое, да будет воля твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам сей день и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого, ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки.
Аминь.
Уже повесили приказ об увольнении Щербакова. Вчера Влади сказала мне, что моя работа в «Галилее» выше всех, в монологе, в сцене с Галилеем. Пустячок, а приятно.
Заболел, кажется, грипп, из носа течет, поясницу ломит, голова шумит, сегодня в такси чуть не вытошнило, такая слабость и головокружение.
Шел на прошлую репетицию и думал: сказать или не сказать, что я болен? Сказать, что я болен — это значит пожаловаться, попросить пощады. А кому это нужно? Раз пришел — работай и не хнычь или бери бюллетень и не приходи вообще. Но ведь и сам хитрю перед собой, если будут хвалить (опять не Богу служу, а себе), не скажу, что болен, будут ругать — скажу. Для чего? Для оправдания, чтоб сделали снисхождение… И у кого просить? У людей, а если делать дело Его и только Его, то надо не людей просить о снисхождении, а Его; значит, не надо говорить людям о своей болезни, раз они не видят, а Он знает.
Но нельзя и раскисать, т. е. сдаваться. Как ляжешь болеть, так заболеешь всерьез и проваляешься, а надо поддерживать бодрость духа, когда тело вянет; и дух поможет телу воспрянуть.
Еще думал о том, что жизнь устроена правильно. Вот приходят молодые артисты, я еще сам молодой, некоторые из них одного возраста со мной, но я уже пять лет отслужил, и все равно тревожно. Молодые, они всегда наглые и талантливые, они полны той энергии, которая на первых порах заменяет часто талант, энергии подавления напором и смелостью, энергии закона джунглей и вообще жизни — раз молодо, значит, перспективно, значит — смена.
Они чувствуют себя главными гостями на пиру театра — только их и ждали, только они спасут искусство, в основе так оно и есть.
Молодые — нетерпеливые, жадные, смелые, наглые, требовательные, и все эти качества помогают некоторым прорваться, а которые не успели вырваться от фонтана, — эти качества только удерживают у фонтана, потому что к ним прибавляется неудовлетворенность, раздражение, озлобление, а вслед за этим и пороки, подрывающие корень: пьянство, распущенность, ослабление воли, лень, зависть и т. д. А многие из нас без времени постарели, одрябли, оплыли жирком, и давно нет той энергии, которая была, конечно, но само собой как-то вышла, как большой воздух выходит в маленькую дырочку, и потому даже от шума плащей молодых мы уже приходим в волнение и сдаемся без боя. А если чувствуешь в себе жизнь — дерись!
Потеря святости и приобретение корысти!
Тот, кто не суетится — никогда, никуда, нигде не опоздает, тому нечего бояться, что он чего-то может не успеть, он все сделает вовремя и выполнит долг, ему предначертанный, и придет туда, куда надо.
Упаси господи нас от суеты!
Был в трех редакциях. К паре — «Старики», «Чайников» — подстегнул третью — «Таньку».
В «Огоньке», редактор Кружков:
— Это возьмите себе сразу (на «Чайникова»).
Стал листать «Стариков», я задрожал.
— Какой из трех рассказов вы считаете самый удачный?
— Не знаю, они все разные.
— Ну ясно. Посидите.
— Так, ну вот что! Это не годится… Откуда вы хватаете такие ситуации? Это же все надуманно, не жизненно… Вы берите жизненные ситуации… Это все литературщина, а язык есть и способности есть, писать можете и должны… Сколько тебе лет? 26? Ну, вполне взрослый человек… Пишете много?
— Много.
— Пишите, обязательно выпишитесь, потому что способности есть, и берите жизненные ситуации, это же у вас старики эти оба… не люди… а шмаровозы какие-то, а баба? Бабы нет, есть какая-то кобыла, которую со двора на двор перегонят. Пишите. Как рассказ напишете, так несите нам, обязательно несите, и берите жизненные ситуации.
«Смена».
— А! Золотухин, артист с Таганки. Приятно видеть у себя в гостях хороших артистов, чем обязаны?
— Рассказы принес, печатать будете?
— Артисты графоманами стали. Ну, давай посмотрим. Если ты такой же писатель, как артист, непременно напечатаем. Я ведь про вас писал когда-то, в «Смене», о «Герое нашего времени».
— Да! Это Вы?! Я Вас давно люблю! Вы единственный человек, который печатно похвалил спектакль и меня.
Там же я услышал впервые, что «Интервенция» не получилась.
— Ты мне еще очень понравился в «Пакете», ну… блеск, это моя любимая книжка детства…