— Ваш отец дееспособен? — уточняет девушка. — Он может подписать доверенность? — она неумолима, и я после долгих уговоров понимаю, что без участия отца не получится снять деньги.
— Да, — опускаю взгляд, чтобы скрыть подступающие слезы.
— Вы можете уточнить у вашего отца пин-код и снять деньги в банкомате, — входит в мое положение. — Банк… Не несет ответственности за карточки, так что… Если что, я вам этого не говорила.
Девушка понижает голос и говорит шепотом, кидая тревожные взоры по сторонам и на камеры. И я испытываю к ней благодарность, ведь она подала мне отличную идею. Особенно за тот факт, что она, возможно, нарушает корпоративную этику и юридические права банка.
Я подскакиваю и бреду к банкомату, думая о том, что даже не знаю назначения этих денег, но твердо нацелена их взять. Отчаянный шаг, который я не смогла бы позволить себе в других обстоятельствах. Но теперь выбирать не приходится.
Сердце щемит, вот только мне не приходит в голову, что я могу нарушить волю отца, ведь я хочу его спасти. И твердого наказа с его стороны на этот счет не было. На чаше весов — деньги или его смерть. Мертвым папа серчать не будет, а живым… Главное, что он им будет.
Попробую ввести код, вдруг я угадаю? Помнится, что отец жаловался, как трудно запомнить много цифр разных карт, и поэтому он мог ввести самое простое число.
Ввожу четыре нуля — неудача.
Прикрываю глаза, чувствуя, как позади вырастает мужская фигура. Следующий желающий снять деньги нависает надо мной, стоит над душой, не давая сосредоточиться. Хватаюсь за внезапную мысль и ввожу четыре цифры, которые изменили нашу жизнь навсегда. Год смерти брата. Но экран сигнализирует, что код неверный.
Остается один шанс, последний. Я введу цифры, и карта заблокируется. Но разве могу уйти не попробовав?
Один, два, три, четыре… Ввожу год рождения брата.
И банкомат начинает шелестеть купюрами, счетчик пересчитывает их и выдает мне толстую пачку денег. Беру купюры в руки и судорожно дергаными движениями кладу их в сумку. Боже… Неужели та незнакомка с зонтом была права?
Захожу в дом, вытаскиваю из сумки деньги, кладу на диван и рассматриваю целую гору, как мне кажется, денег. Руки продолжают трястись, а сама я присаживаюсь на кресло и скрещиваю руки на груди, пытаясь собраться с мыслями и понять, какой сделать следующий шаг.
— Оплатить счета, да-да, — бормочу, но слезы сдержать не могу.
Всхлипываю оттого, что наконец-то улыбнулась удача. Хотя в душе всё равно теплится беспокойство насчет этих денег. Может, отец просто забыл про них? Или… Нет, нужно думать о лучшем. Так, не откладывая ничего на потом, оплачиваю сначала больничные счета отца и матери, покупаю нужные лекарства, а затем уже успокаиваюсь на время и иду домой. Всё остальное завтра.
Родители лежат в одной больнице, так что первым делом навещаю маму, хочу обрадовать ее, что мы получили отсрочку для отца.
— Ему сделают операцию по замене клапанов, мам, — сижу возле ее кровати, обхватываю прохладные руки. — А за это время мы продадим квартиру, и, может, у тети Зулихи всё наладится. Там, глядишь, и очередь по сердцу как раз подойдет.
— Хорошо, что ты нашла деньги, дочка, — говорит мама, облегченно выдыхая, казалось, тяжелый ком, — На работе помощь оказали, да? Или перевели спонсоры какие?
Хмурюсь, а затем вспоминаю, что мама попала в больницу как раз перед тем, как я хотела уточнить у нее информацию о папиных счетах.
— Нет, мам, меня… Я… — Так и не решилась рассказать, что теперь нам не на что будет жить, как только деньги закончатся. — Ситуация была экстренная, а у папы в кабинете я нашла карточку, на которой…
Мама в этот момент резко вскидывает голову и внимательно смотрит на меня, отчего я теряю дар речи.
— Скажи мне, что ты не трогала эти деньги, дочь, — некогда ласковый и переливчатый голос сейчас звучит каркающе, будто у вороны на последнем издыхании.
Она нервным движением языка облизывает нижнюю губу, затем прикусывает ее, а сама смотрит на меня с отчаянной, на грани истерики, надеждой.
— Мам… — шепчу, не в силах говорить обычным тоном.
Отслеживаю любую проскальзывающую эмоцию на ее лице. Вот только с каждой пройденной секундой она вся будто темнеет, лицо становится землистым, почти сравнявшись цветом с грязным асфальтом.
— Воды? — резко кидаюсь к пластиковой бутылке на тумбочке и трясущимися руками наливаю, подаю ей стакан.