— Ясмина… — предупреждает, но меня уже несет.
Я вскакиваю с качелей и оказываюсь рядом. Близко-близко. Так, что вижу яркие радужки глаз Тагира, каждую морщинку на лице, колкую щетину. И запах. Его мужественный, личный запах всё еще воздействует на меня физически. До головокружения.
— Признайся, Тагир, ты засматривался на Наилю, когда мы встречались?!
— Что ты несешь? — нависает надо мной, заставляя чувствовать собственную хрупкость и уязвимость.
— Говорил, что бесит тебя, раздражает, а сам смотрел, так получается? Она красивая была всегда, дорогие тряпки, украшения, прихорашивалась, а я…
— А ты всегда была в моем сердце, Ясмина! Так что не говори глупости! — притягивает за талию к себе, и я упираюсь в грудь, пытаюсь оттолкнуть. Но он не дает. Не пускает. Я прижата к сильному телу взведенного, как курок пистолета, мужчины. Горячего, как жерло вулкана. С диким взглядом хищника, поймавшего добычу.
— Тогда сердце твое — решето! Забыл меня и передарил мой подарок своей жене! — выплевываю то, что точит сердце.
— Не было такого! Я не знал о том, что у нее этот чертов кулон! Прекрати, Ясмина! Прекрати сопротивляться! Я не отпущу тебя всё равно! Ты моя! И это я должен спрашивать, почему мой подарок оказался у этой змеи! — шипит мне в лицо, агрессивно сдавливая, чтобы не рыпалась.
А затем наклоняется и целует, зло укусив за губу.
Лишь несколько секунд позволяю себе слабость, чувствуя дыхание юности и тоски о несбыточном. А затем резко отстраняюсь, отворачивая голову, чтобы он не вздумал повторить.
Наши взгляды не отрывались друг от друга. Сердце бешено колотилось, постепенно успокаиваясь и заставляя меня краснеть от злости. Нельзя было позволять себя обнимать и целовать! Нельзя!
Отодвинулась, ударив кулаком по его груди, сделала шаг назад. Опустила глаза, прикрыла, а затем посмотрела на него зло, с претензией. Было еще кое-что, что я хотела обсудить.
Я долго думала, он молчал. И когда развернулся…
— Тагир, — мой глухой злой шепот. Не желала я произносить его имя, но он единственный, кто имеет доступ на родину и сможет мне помочь.
— Да? — спросил будто с надеждой, но мне, скорее всего, показалось.
— Махр, — сиплю, трогаю заболевшее от натуги горло. А дальше беру себя в руки и говорю уже с претензией, желая занять главенствующую позицию. — Ты должен мне махр.
Он застывает, слегка улыбается, но как-то грустно.
— Я не отказываюсь, Ясмина. Что бы ты хотела, бриллиантовый гарнитур, бизнес?
Усмехнулась, понимая, что таковы реалии его окружения. Все заточены лишь на богатство и статус. Стало зябко, обхватила себя за плечи. Только гордо вздернула подбородок, стискивая челюсти.
— Я хочу Ахилла, коня Аслана, — процедила, а затем отвернулась, прикрыв глаза, не в силах смотреть на него. Чувство ностальгии с новой силой обрушилось на меня.
Он молчал, слишком долго. Пришлось повернуться и посмотреть на мужчину. Тот, не отрываясь, смотрел прямо на меня, казалось, заглядывая в душу.
— Все лошади твоего… Брата, — замялся, словно не мог произнести его имя. — В моей конюшне. Мы можем съездить туда в любое время, мне нужно лишь завершить дела.
Застываю, не зная, какие именно эмоции вызвали его слова и действия. Это не укладывалось в голове. Молчала, не зная, что сказать.
— Но Ахилл предназначен моему сыну. Нашему, — прошептал Юсупов, глядя на меня больными глазами. — Выбери что-то другое в качестве махра, Ясмина.
Поджала губы и напряглась, чтобы не расплакаться при нем. Не место и не время.
— Я могу быть не беременна, — поджала губы, понимая, что он торопит события, которые привели к нашему союзу.
— Я записал тебя к гинекологу на завтра. Обоснуемся вечером в новом доме, а с утра поедем вместе. Тогда и узнаем.
— Ясно.
Смогла дать лишь короткий ответ. Часто задышала, желая, чтобы сейчас он ушел. Всё это оказалось выше моих сил.
— Ты выглядишь изможденной. Думаю, тебе стоит поговорить с женщиной. С ма… — осекается, вспомнив неприятную сцену в больнице. — Можешь позвонить своей тете Зулихе. Помню, ты всегда была с ней близка.
— У нее своих проблем хватает, — хмыкаю невесело.
Он молчит, словно хочет что-то сказать, но не решается.
— Я решил этот вопрос. Больше мои люди не побеспокоят ее.
Сначала не понимаю, что он говорит, а затем вскидываю голову, бешено стискивая челюсти. Злость новой волной накрывает меня с головой.
— Ты… Да как ты… Она же… — задыхалась, не зная, что сказать.
— Я компенсировал ей неудобства деньгами.
Будто это всё, что меня волнует. Разве это в порядке вещей — вмешиваться в чужую жизнь и портить чужое ради достижения своих целей?