Мзия подошла ближе и остановилась. В шалаше, на обрубке бревна, сидел Элгуджа и пришивал к рубашке пуговицу. Его бронзовое тело и загорелое лицо блестели в свете костра. Загнутая серпиком прядь волос упала на глаза, и он никак не мог попасть иглой в дырочку пуговицы.
Элгуджа показался Мзии похудевшим и осунувшимся. Он был таким одиноким в этой темной ночи, так неумело возился с пуговицей и иглой, что сердце Мзии дрогнуло от жалости… Она стояла и не могла оторвать глаз от Элгуджи. Почувствовав на себе пристальный взгляд, он поднял голову и оцепенел. Лишь когда Мзия вошла в шалаш, Элгуджа с трудом проговорил:
— Это ты, Мзия? Как ты сюда попала?
Не веря своим глазам, Элгуджа встал и быстро надел рубашку.
— Садись, Мзия, — пододвинул он девушке маленькую скамейку.
Мзия села. Ожидающе поглядела на Элгуджу сквозь опущенные ресницы.
А он стоял, взволнованный, растерянный и обрадованный.
— Я думала, что это твой трактор работает, — наконец сказала девушка.
— Я только что сменился…
— Это все ты вспахал? — кивнула она головой на черневшую землю. — Шла, шла, думала — конца пахоте не будет.
— Не один я, другие тоже пашут.
— Ты похудел. — Мзия подняла голову и посмотрела на Элгуджу так, что все чувства, обуревавшие ее, можно было прочесть в этом взгляде.
У Элгуджи захватило дух.
— Почему ты так похудел?
— Не знаю…
— Много работаешь? — Мзия поняла, насколько нелепы эти расспросы.
— Работаю, сколько требуется, — ответил Элгуджа. — Мзия, почему ты вернулась?
— Четверку получила, — потупилась Мзия и грустно добавила: — Не поставили мне пятерку за смазливость. Права была Лия. Помнишь?
Элгуджа хотел сказать что-нибудь утешительное, но, пока он подыскивал подходящие слова, Мзия опять заговорила:
— А ведь медаль была не моя.
— Как не твоя? А чья же?
— Нет, не моя!.. — упрямо повторила Мзия. — Ты можешь простить меня, Элгуджа?
— За что простить?
— Сядь. — Она подвинулась, чтобы Элгуджа мог сесть рядом.
Элгуджа сел.
— Медаль-то ведь твоя была, Элгуджа.
— Откуда ты взяла? Что ты плетешь?
У Мзии задрожали губы, она еле сдерживала слезы.
— Медаль твоя. А я ее у тебя отняла.
— Мзия! — воскликнул Элгуджа.
— Скажи, ты простишь меня?
Он не находил слов Да и нужно ли было отвечать? Элгуджа с мольбой смотрел на девушку.
— Что ты теперь будешь делать, Мзия? — спросил он наконец.
— Работать.
— Где?
— Здесь, — коротко ответила Мзия. — А учиться на заочном.
— Но в медицинском ведь заочного нет.
— Пойду в другой институт.
Мзия не сводила глаз с Элгуджи. Заметив на его рубашке иглу, висевшую на нитке, Мзия взяла ее, наклонилась и хотела перекусить нитку. При этом нечаянно коснулась щекой лица Элгуджи и замерла от нежности.
Перекусив нитку, она встала.
— Элгуджа, проводи меня.
Он снял пиджак с гвоздя, накинул его на плечи и, пропустив Мзию вперед, пошел следом.
Они долго шли и сами не заметили, как очутились на каменной скамье, под заветной липой.
Из-под моста доносилось журчание реки.
— Броцеула шумит… — проговорила Мзия.
— Знаешь, мне казалось, что ты уже никогда больше не вернешься, — тихо сказал Элгуджа.
— И мне так казалось, когда я уезжала.
— Ты правда останешься здесь, Мзия?
Она улыбнулась и кивнула головой.
Они замолкли надолго. Потом Мзия прошептала:
— Как холодно…
Элгуджа поспешно снял пиджак и накинул ей на плечи.
— А ты?
— Мне не холодно.
— Нам хватит на двоих.
Они сидели, прижавшись друг к другу. На них был все тот же пиджак, залатанный, не раз перелицованный, выцветший от солнца и ветра. Но каким милым и родным казался он Мзии!
Островерхие горы покрылись позолотой. Взошло солнце, круглое, багрово-красное…
Мзия заметила, что Элгуджа украдкой поглядывает на нее. Чтобы не отпугнуть его, она опустила ресницы. Они продолжали сидеть молча. Глаза Мзии светились радостью. Она была счастлива, что Элгуджа смотрел на нее с таким робким восторгом. Вот он осторожно обнял ее. Мзия повернулась к нему. Они еще крепче прижались друг к другу и замерли.