Тут и остановился Джамлет. Перед хозяином корабля стояла сейчас совсем юная девушка и ее продавец, грузинский князь с лицом, изрытым оспой. Волосы девушки закрывали ее лицо. Князь взял ее за подбородок и откинул голову, отбросив волосы назад. Открылись глаза, полные страха и слез, прекрасное бледное лицо.
Владелец корабля сделал знак своим людям снять грузинское платье с девушки. Турецкие моряки тотчас же сорвали с нее платье и облачили в турецкое, с чадрой. И для нее навсегда померкло солнце ее родины.
Подошел молла, возложил ей руку на голову.
— Как тебя звать, дочка?
— Нино, — ответил за нее князь.
— Подыми руку, Нино, вытяни указательный палец и отрекись от своей веры! — сказал ей молла.
Один из моряков насильно поднял ей руку и заставил выпрямить палец.
Джамлет глядел на это зрелище и не знал, что ему делать. Он чувствовал, что не сдержится, рука его невольно тянулась к рукоятке кинжала. Он повернулся и быстрыми шагами удалился от берега. Тайя с трудом поспевала за ним. Только дойдя до базара, Джамлет оглянулся: идет ли за ним дочь.
Базар буквально кишел людьми. Чем здесь только не торговали! Товары валялись на земле, были выставлены на лотках и в лавках.
Тут продавались иранские и турецкие ковры, греческое железо и сталь, латунь, болгарская посуда, глиняная и деревянная, французская и итальянская парча, ткани и атлас, пшеница и рожь, вино и мед, воск, шерсть, крупный и мелкий рогатый скот, соль, сахар, лекарственные снадобья…
На каких только языках не говорили здесь, какие только деньги не обращались… Греческие драхмы, итальянские цехины, иранские абазы, испанские реалы, всевозможные золотые, серебряные и медные деньги. Впрочем, деньги не имели здесь большого хождения, вещи обменивались одна на другую, оптом и в розницу, кто как хотел, кому как удавалось.
Если покупатели и продавцы не разумели друг друга, они объяснялись жестами. Разговор шел громкий, крикливый, продавцы на все лады зазывали покупателей, расхваливали свои товары, пели, играли на разных инструментах, плясали, ели и пили, заставляли играть медведей, обезьян, попугаев, фокусники опоясывали свое тело змеями, изрыгали изо рта огонь, протыкали себя мечом, грызли и глотали стекло. Колдуны и знахари назойливо сзывали к себе женщин и мужчин, хватали проходивших за руки.
Ничто не привлекло внимания Джамлета — ни скоморохи, ни дрессировщики львов, ни иноземное оружие. Перед его глазами неотступно стоял хозяин корабля, покупавший рабов, ничего другого он не видел и видеть не хотел. Словно барс, прокладывал он себе сейчас дорогу к духану Кици Цоцория, чтобы поскорее присесть к столику, напиться, подготовиться…
Хотя Тайя спешила за ним следом, глаза ее загорались при виде пестрой парчи, украшенных драгоценными камнями и золотом туфель, зеркал и гребней, платков и чулок, но она не замедляла шага, боясь отстать от отца, затеряться в гуще народа.
Из мастерских, из духанов, из ларьков Джамлета громко приветствовали портные, ювелиры, столяры, кожевники, седельщики, кузнецы. Он отвечал еле приметным кивком и какой-то похожей на гримасу болезненной улыбкой. Вот и духан Кици Цоцория…
…Отвыкшая от людей, одичавшая девочка чуралась не только посетителей духана, но и тех, кто работал в нем, не поднимала глаз ни на повара, ни на хозяина, Кици Цоцория. Лишь только она вымоет посуду, подметет кухню, нарубит дров, как тут же убегает под навес позади духана и прячется там, пока ее не окликнут.
Однажды она приметила среди посетителей тех черных злых духов, которых видела на кораблях, и некоторое время боялась глядеть в их сторону. Однако человек привыкает ко всему, и постепенно пугливая лесная девочка перестала избегать не только духанщика, но и посетителей, с интересом разглядывала злых духов, смело глядела им в глаза, без страха входила в самый духан, выносила посуду, вытирала столы, подметала пол, с нескрываемым любопытством приглядывалась к разным чужестранцам, усваивала греческие, турецкие, болгарские слова.
Кици Цоцория вскоре заметил, с каким острым интересом смотрели посетители духана на пока еще юные, но уже округлившиеся, девичьи формы Тайи. Он приказал ей носить длинное платье и чулки, чтобы скрыть то, что привлекало внимание посетителей. Непослушные волосы, которые рассыпались по плечам, он велел ей заплести в косы.
Лицо Тайи, бледное от болотных испарений, порозовело, в печальных глазах засветился тихий огонь, умерилась печаль по отцу и дому. Да у нее не было и времени думать о покинутом доме — с утра до полуночи крутилась она то на кухне, то в духане. После полуночи, обессиленная, входила она в чулан, который духанщик отвел ей для жилья, склоняла голову на подушку и мгновенно засыпала.
С того дня, как Джамлет привел Тайю в город, он ни разу не переступил порог духана Кици Цоцория. Сыр и свою охотничью добычу он носил теперь в другое место, совершенно забыв о дочери. Тайю помнила только Дачхирия. Собака усаживалась на берегу Риони и не отрывала глаз от дороги, по которой обычно возвращался Джамлет и должна была вернуться Тайя, Когда сердце ее истомилось от тщетного ожидания, она последовала однажды за Джамлетом в Кулеви.
Тайя не поверила себе, когда увидела Дачхирию, словно буря, ворвавшуюся в духан. Испуганные посетители вскочили со стульев, прижались к стене, уступая ей дорогу. Обезумевшая от радости Дачхирия бросалась к Тайе, и посетители решили, что она сейчас разорвет девочку, но когда увидели, как они обнимают друг друга, от сердца у них отлегло.
Теперь Дачхирия всякий раз уходила с Джамлетом в Кулеви. Она не шла в тот духан, куда ходил хозяин. Достигнув города, собака покидала Джамлета и устремлялась к духану Кици Цоцория.
Если Тайя была в это время занята, собака ложилась под навес и терпеливо ждала, пока хозяйка освободится. Тайя при первой возможности выходила к Дачхирии, здоровалась с ней, расспрашивала об отце: что он ест, что пьет, много ли работает, все ли такой же мрачный? Она поучала собаку: помогай отцу, если ему тяжело, береги его при переходе через гиблые болота. Расспрашивала она о коровах и курах: вылупились ли цыплята у курицы Хантурии-Красули, отелилась ли Белоротка? Не забывала она и об огороде. Она не знала, что Джамлет ни разу не заглянул ни в загон, ни в курятник, что все куры погибли, а телят он продал.
Тайя всякий раз с грустью расставалась со своим единственным другом. Собака, уходя, много раз оглядывалась, а Тайя, стоя на улице перед духаном, провожала ее глазами, пока Дачхирия не скрывалась из виду.
По уходе Дачхирии Тайя несколько дней не могла прийти в себя: все валилось у нее из рук, и кусок не шел ей в рот.
Сам духанщик и вся прислуга видели, что какая-то большая боль терзает девушку, но ни о чем не спрашивали ее, зная, что она ни с кем не поделится своей печалью.
Два года не видела Тайя отца. Однажды она не вытерпела и пошла вслед за Дачхирией. Собака привела ее к одному бедному, заброшенному духану, стоявшему на самой окраине порта.
Укрывшись за стеной, Тайя долго ждала, когда отец выйдет из духана. Ее беспокоило: изменился ли он или все такой же? Когда он увидит ее, быть может, сердце его обратится к ней и он уведет ее в родной шалаш, к Белоротке, к курице Хантурии. Пусть даже ненадолго, потом она снова вернется обратно, только бы взглянуть и снова возвратиться.
И вот Джамлет показался на дороге в сопровождении духанщика. Тайя чуть не воскликнула: «Отец!», но что-то удержало ее…
Джамлет взвалил на плечи приставленный к перилам веранды мешок, попрощался с духанщиком и вышел на улицу.
Седины у него прибавилось, он сильно похудел. Сердце у Тайи сжалось. Она уже хотела подойти к отцу: ведь не убьет же! Но ноги не повиновались ей, тело не слушалось. Хотела окликнуть отца — рот словно окаменел. С укором и вместе с жалостью глядела она ему вслед.
А Дачхирия напряженно глядела на Тайю, как бы призывая ее следовать за собой, за хозяином. При этом она тихо, жалобно скулила. Джамлет все удалялся от духана, тогда собака смиренно склонила голову, поджала хвост и побежала за ним.