-- В общем-то да-а... -- протянул Мишка. -- Эти-то, может, и не очень нужны. Но...
Но что "но", так и не сказал, а принялся за курицу. Петр Иванович решил, что опять сунулся куда-то не туда, и не стал допытываться. Помолчав, он тоже выломал у холодной курицы ногу, полил ее кетчупом. Закончив с курицей, заел картофельной служкой -- чипсами. Допил пиво.
После обеда посидели еще, покурили. Мири опять отправилась к парапету, свесилась вниз, что-то выискивая там глазами. Но Петру Ивановичу крыша уже осточертела, а загорать -- так у него и на даче загара хватает.
-- Слушай, Миш, -- сказал он, -- если транспорт не работает, так ведь можно и пехом, по карте? А?.. Я думаю, просмотреть маршрут поточнее непосредственно и вперед с песнями... Как считаешь, Миш?..
-- Попаля, попаля! -- радостно завопила вдруг Мири. --Я в мальчика внизу плювала и попаля. Я несла Гюле уроки, был шабат, он меня биль.
-- Нормально, -- недовольно сказал Петр Иванович, думая о своем. -Взрослых перебиваешь...
-- Васин, ты не любишь теперь меня?
-- Люблю, люблю... Понимаешь, Миша, своими силами хочу добраться до Гроба Господня. Ты мне адресок черкани по-русски и по-жид... по-еврейски. Не заплутаю. А заплутаю, прогуляюсь.
Мишка почесал лысину.
-- Пашка?
-- Папа, я очень устал. Оставь меня, пожалуйста, в моем покое.
Мири подняла руку как школьница.
-- Можно я с Васиным пойду в Старый Город?
-- Ты? А почему бы и нет? -- Мишка положил руку на плечо дочери. -Значит так. Идете в Старый Город. Покажешь Гефсиманский сад. Крестный путь. Стену Плача. Повтори.
-- Мы покупим...
-- Вы ничего не покупите, -- нахмурился Мишка. Мири тоже нахмурилась и, по-отцовски повторяя интонацию, сказала мрачно:
-- Мы ничего не покупим. Васин будет молиться в Стену Плача...
-- Не надо ему молиться в Стену Плача! -- рассердился Мишка. -- Просто покажешь. Потом где Иисус ходил...
-- Не надо ему молиться в Стену Плача! -- воскликнула Мири. -- Просто покажешь! Так?
Мишка кивнул. Потом почесал свою наморщенную лбину:
-- Жалко, черт... Там по пятницам монахи-францисканцы ходят по Крестному пути. К ним хорошо бы пристроиться. А, может, и сегодня кого нелегкая занесет, почему нет?!
-- Главное, где Иисус с мучениями ходил непосредственно, -- уточнил на всякий случай Петр Иванович. -- Не устанет она? А то я и в одинаре могу без проблем.
-- Я сильная! -- Мири сердито погрозила ему кулачком и, не говоря ни слова, встала на руки. Прошла по крыше туда-обратно, лавируя между солнечными батареями: возвращаясь, угодила в пододеяльник, но, потоптавшись немного, выпуталась и затихла в сторонке, покусывая ноготок.
Петр Иванович захлопал в ладони.
-- Прошу прощения.
Подозрительными, напряженными взглядами Провожали Васина с Мири дворовые евреи. Очаровательный рыжий пацаненок лет пяти, еще без очков, но уже с длинными до плеч пейсами, подбежал к Мири и что-то залопотал ей угрожающее. Мири показала ему язык. Пацан, явно озадаченный, запихал палец в нос и тоже высунул язык.
-- Ми-ри-и! -- донесся сверху голос Мишки.
-- Чего?! -- крикнул Петр Иванович, задрав голову. -- В арабском квартале поаккуратней как-нибудь!..
6
Ну и город! Что за город! Улиц не было вовсе. Они шли по проезжей части шоссе, серпантином спускавшегося с верхотуры в котловину, к центру. Правда, и машин не было. Солнце лупило в темя, но Петр Иванович предусмотрительно надел шляпу. Пальм не было, зато по обочинам росли кактусы в человеческий рост, колючие, как положено.
-- Здесь можно раздеть себя, -- сказала Мири, -- а в Старом Городе надеть.
Петр Иванович послушно снял рубашку, сложил ее, как в прачечной, убрал в пакет. Мири тем временем достала из красного рюкзачка пластмассовую бутыль с водой, принялась жадно пить, косясь на татуировку полуголого своего спутника. Потом завернула на бутыли крышку, спрятала, отобрала у Петра Ивановича пакет с рубашкой и аккуратно сложила в рюкзачок, "Бабенка маленькая", -- усмехнулся Петр Иванович.
-- Зачем тебе это? -- она ткнула пальцем в плечо Петра Ивановича, на котором красовалась роза.
-- Это когда я был в неволе, мы так делали. В тюрьме,
-- Зачем ты быль в турме?
-- Негодяя побил.
Жара была не жаркая, с ветерком, прям-таки курортная. Иерусалим раскинулся по далеким оплывающим холмам бело-розовыми домами, похожими на россыпь камешков. Дома иной раз вырастали из ущелий, возле обрывов. Петр Иванович шел легко, насвистывая романс Ирины Васильевны.
Неожиданно из-за поворота завиднелся Старый Город. В самом центре его горел на солнце золотой купол.
Петр Иванович остановился.
-- Гроб Господень, -- хрипло пробормотал он, засовывая незажженную папиросу в карман.
-- Мечеть Омара, -- бесстрастно поправила его Мири, продолжая рассматривать пронзенное сердце на другой плече. -- У нас тату делают цветные. Хочешь, и тебе сделают? Я буду делать на моей ноге здесь. -- Она задрала юбочку. -- Посмотри. Я буду делать тут, у-у, как это по-русски?.. Батерфляй. С крылами такую... бабочку.
-- Ляжку-то зачем портить? -- буркнул Петр Иванович, -- Где ж Гроб Господень?
-- Я не знаю, -- пожала плечиками Мири. -- Храм царя Соломона сломаль Навуходоносор... Посвистуй еще...
-- Насвистелся уже. Ладно, хрен с ним, с Соломоном. Гроб Господень должен быть непосредственно...
Странное дело, они были уже недалеко от центра города, а где-то совсем рядом блеяли овцы, козел вроде замекал. Петру Ивановичу хотелось передохнуть перед дальнейшей экскурсией, но на травке не больно-то посадишь: с виду зеленая, а на самом деле -- опять колючки.
-- Пойдем через Львиные ворота, -- сказала Мири. -- Здесь наши парашютисты на танках в Старый Город поехали и катались шесть дней всю войну...