***
На этот раз готовку Элоа взяла на себя, хотя ноги еще немного дрожали. Царапины на плече, быстро зашитые портативным лазером — ничто по сравнению с тем, что пришлось вынести эльфу. Однако он, вместо того, чтобы греться у огня, почему-то молча сидел в углу пещеры и смотрел не на огненный шар, а в глухую тьму. За грубой границей входа в укрытие шелестел ночной дождь.
— Возьми, только осторожно, она горячая.
Элоа протянула Ликсу похлебку. Эльф никак не отреагировал и она попыталась всучить котелок ему в руки. Ликс отмахнулся, не глядя, котелок со звоном отлетел, а суп, на который Элоа с непривычки потратила полчаса, разлился по полу.
— С ума сошел? — воскликнула девушка, — теперь заново варить! Зачем ты это сделал, ненормальный?
Эльф с явным трудом сфокусировал на ней взгляд.
— Отвали.
— Ты же сам говорил — голодным не много навоюешь!
— Отстань!
— Не отстану! — топнула ногой девушка.
Он наконец взглянул на Элоа по-настоящему. И этот взгляд светился яростью.
— Что ты знаешь о голоде, белая?!
— Я… не белая…
Собственные слова показались наивными до зубовного скрежета. Ядовитая насмешка в его глазах обожгла презрением. Что значит одна алая прядь в волосах по сравнению с лиловым потоком, рассыпавшимся по темному плащу? Элоа осеклась и отступила назад. Он и правда был тем, кем казался. Уличным парнем, из тех, кого называют отбросами. Возможно, до этого похода он и не ел досыта… Это объясняло его ревнивое отношение к пище на привалах и мимолетную радость на лице, когда приходило время пользоваться такими привычными для Элоа вещами, как ежевечернее заклятие очищения, универсальная специя, подстраивающаяся под вкусы едока или даже сумка-невесомка…
— Почему Кельтас послал за мной тебя? — прищурилась девушка, — А не кого-то… другого?
— Поприличней, ты хотела сказать? — ощерился Ликс, и вскочил на ноги. — Спросишь при случае у своего гребаного дядюшки сама!
Он одним движением расправил палатку, демонстративно прошел в противоположный конец пещеры и улегся на пол, с головой завернувшись в плащ.
***
Погода ухудшилась. Ледяной дождь с градом не проникал сквозь водоотталкивающие плащи, но непривычные к холоду руки Элоа за день покрывались трещинками. К утру они заживали, однако все равно каждый раз, помогая эльфу сворачивать лагерь и отключая поле, девушка мысленно стонала. После дикой выходки в пещере Ликс ни разу не позволял себе подобного, однако несколько последующих дней оставался мрачен и почти не раскрывал рта.
На границе снегов дождь, наконец, сменился чистым снегопадом. Скудный свет хмурого неба, отражавшийся от белого покрова, был определенно лучше темноты бесконечных ущелий. Может, это повлияло на путников, а может, что другое, но Ликс постепенно вновь превратился в нахального зубоскала, а Элоа с неожиданным для нее самой удовольствием смеялась и позволяла шутить над собой. В один из вечеров эльфийка призналась, что скучает по любимым племянницам, а Ликс рассказал ей несколько забавных историй о знакомом орке и его друге-мариде.
Элоа обладала небольшими способностями к магии. Хоть кроме базовых уроков в университете ее никто не учил, девушка могла зажечь огонек, развеять несложный морок или ненадолго удержать предмет в воздухе. Когда Ликс, явно не придававший значения порядку в своих вещах, в десятый раз перерывал сумку в поисках палочки заклятия огня, замерзшая Элоа срубила ветку с запорошенного снегом голого куста, зажгла ее и с удовольствием отметила промелькнувшее удивление, почти восхищение, на лице своего спутника.
Девушка никогда не общалась так тесно ни с одним мужчиной, не считая отца. Давние университетские необременительные шалости оставались лишь игрой. Веселье, разговоры, постель — и наутро партнеры расходились, вполне насытившись друг другом.
Но теперь Элоа день за днем находилась в вынужденном тесном контакте со своим похитителем. Он был довольно молчалив большую часть времени, его шутки частенько звучали зло и колко. Спутники видели друг друга во всех видах — в походе сложно соблюдать нормы приличия, ведь отходить далеко друг от друга опасно, и ценой скромности могла оказаться жизнь…
Но несмотря на это Элоа вскоре призналась себе, что с каждым днем ее все больше тянет к этому странному цветному эльфу, о котором ей почти ничего не было известно. Опасаясь нового для нее сладко ноющего чувства в груди, по ночам Элоа стала закутываться в собственное одеяло, и Ликс, словно что-то почувствовав, больше не делал попыток прижать ее к себе.