* * *
Смеются музы, лишь одна
С поэта ясных глаз не сводит,
Доверчиво, как друга в отроке, находит,
Из детства, в баснословные года.
“То грезы и младенческие сны, -
Вздохнул поэт, - моей весны.
Прекрасный, чудный мир, когда царили боги,
Исчез. А ныне люди, их дела убоги”.
Но муза в речи важной привела пример:
“Разрушили ахейцы Трою
За красоту Елены, а Гомер
Воспел деяния героев,
И восторжествовала красота
По всей Элладе. Разве то мечта?”
* * *
“Но мир прекрасный в прошлом, разве нет?” -
С печалью и тоскою возразил поэт.
“О, нет! - сказала муза. - Временами года
Впадая в сон, вновь пробуждается природа,
Как вечно настоящее, и мир богов,
Как в юности любовь,
И высшие создания искусства,
Коль к ним причастны наши чувства.
Ведь красота не греза, а закон,
Она в основе мирозданья,
Как днесь и нашего свиданья,
Недаром с нами Аполлон”.
Поэт боится пробужденья,
Он весь во власти вдохновенья.
* * *
Пронесся гулкий смех поверх деревьев.
“Как! Боги Греции в стране гипербореев?” -
Вскричал поэт, как пилигрим.
“Им поклонялся гордый Рим
И вновь призвал, уставши от смиренья
В эпоху Возрожденья”.
- “А ныне что ж вас привело
В наш край суровый и пустынный?”
- “Да здесь же новые Афины, -
В окрест взглянула муза мило и светло. -
Сей Парадиз основан просвещеньем
Державной волею царя.
Взлелеян чистым вдохновеньем,
Взойдет поэзии прекрасная заря!”
* * *
О, дивная заря! Она взошла.
Ее блистательный восход
Мы помним, как России грозный год.
Победа над Наполеоном вознесла
Россию на вершину славы,
Как при Петре сраженье у Полтавы.
Как варварами Рим,
Сожженная Москва поднялась из руин,
И боги поселились в парках после битв,
Не требуя ни жертвоприношений,
Ни искупительных молитв,
А только песен, вдохновений.
И в мире, возрожденном красотой,
Взошел поэзии век Золотой.
* * *
Блестящий, из освободителей Европы,
Гусарский офицер, без тени злобы
Бросая взор на мир чужой,
Поник вдруг головой,
Не видя, кроме дикости позорной,
Ни славы, ни свободы, даже веры просвещенной
В истории своей страны,
Ни в настоящем, ни в преданьях старины.
Философ сей был другом юного поэта,
Чей гений возмужал, и дружба им воспета
В пленительных стихах, каких и в мире нет,
Пел о любви - с Сафо, с Петраркой наш поэт,
Соперничая, будто в Греции рожденный,
В России Фебом воскрешенный.
* * *
Как! Ничего? Весь встрепенулся он смущенно,
Вступая в важный спор с товарищем стесненно,
Всем недовольный более других,
Любил он жизнь, как и внушенный ею стих,
И не роптал на волю провиденья,
Когда философ жаждал утешенья,
Коли не здесь, в земных делах и снах,
То там, на небесах.
Известны доводы друзей и судьбы их,
Трагичней вдвое на двоих.
Пред этой горестной для разума картиной
Спор нерешенный, как паутиной,
Покрыл блистательный расцвет искусств,
Мир новых мыслей, новых чувств.
Хор муз у могилы поэта
1
В местах, где в ссылке он провел два года,
И мирная воспета им природа,
В сияньи дня, во звездной мгле,
Изгнанник на родной земле
И пленник,
Сошел в кладбищенские сени.
Пусть ныне торжествует рок.
Тоску и грусть ты превозмог
Души прекрасной песней,
И жизни нет твоей чудесней!
Мир праху твоему , поэт!
Да не умолкнут в бурях грозных лет
Поэзии высокой пламенные вздохи
Классической эпохи.
2
Все это, видите ль, слова, слова, слова.
Поэтов участь не нова.
Все светлое поруганное гибнет,
И плесенью могилы липнет
К нему хула и клевета, -
И глохнет в мире красота;
Под маской скрытое уродство
Играет важно в благородство.
Поэт! Покойся в тишине, -
В неизмеримой вышине,
Где Феб рассеивает тучи,
Как солнце, светлый и могучий,
Встает и образ милый твой,
Овеян высшей красотой.
* * *
Не ведал я, кем буду, но известность, слава
Мне грезились, как и любовь, - в том право
Дано ведь каждому, - и я не понимал
Тех, кто о высшей доле не мечтал.
Безвестность, смерть равно страшили,
Как если бы до времени тебя убили
И никогда не будет на Земле,
Летящей вечно в звездной мгле.
Мне все казалось: Ренессанс не за горами,
Как Данте и Петрарка возвестили мир стихами,
С предчувствием расцвета всех искусств
Во славу человека, новых в мире чувств, -
И все яснее различал,
В эпохе Пушкина, как в фокусе, узнал!