Выбрать главу

Что говорить, вскоре у них была своя квартира в новом доме, машина, и затеяли строить дачу, точнее загородный дом, и все эти приобретения носили ярко выраженную сексуальную ауру, как по поговорке: на новом месте приснись жених невесте, и они открывали новый тур любви и секса, и инициативу проявляла Анна... Одевалась она теперь, как модель, но строже и лучше, блистая красотой и свежестью молодости. Каким-то чудом она сделалась весьма состоятельной женщиной. И хотя Олег успешно подвизался в своей сфере, даже сделался профессором, из водителей и охранников его жены никто не принимал его за нечто, кроме как мужа Анны, по сути, ее любовника.

- И что вам не нравится? - запротестовала Лариса.

- Любовь превратилась  в роскошный показательный секс.

- Теперь у меня не жена, а Анна на шее, - рассмеялся Олег Соловьев.

- От судьбы не уйдешь, - заявила с торжеством Лариса.

- А где Князев? Опять не приехал?

- Как, вы не знаете? Елена вернулась к нему.

- Троя разрушена?

- Да не сейчас. Оказывается, она вернулась вскоре, как оставила его, в ужасе, какую глупость сделала, только работала в Москве.

Квартира Князевых в доме у Обводного канала. Алексей и Елена приходят домой вместе и, раздеваясь, не переодеваются, поскольку тут же он ловит момент, и они бросаются под одеяло, или она убегает в ванную, чтобы наскоро принять душ, и прибежать к нему, и они предаются ласкам и любви, продолжая уже начатые беседы о любви вообще, с рассказами ее об одноклассницах и однокурсниках, и о своих взаимоотношениях тоже, нередко пускаясь в философские рассуждения, причем именно она, и он называет Елену Диотимой.

- Теперь мне ясно: секс со всякими ухищрениями доставляет истинное удовольствие, если любишь по-настоящему, иначе это игра, которая быстро надоедает, - Алексей целует ее груди, по-девичьи стройные, а Елена продолжает. - Если он и был влюблен и полюбил меня, видя мою опытность, что я приобрела в любви с тобой, вскоре захотел, чтобы я еще больше изощрялась, делая мне дорогие подарки...

Алексею не очень приятно слушать признания Елены, и он запускает руку по ее животу все ниже, до волосков, и ниже...

- Дай мне закончить... Я не оправдываюсь перед тобой в измене, мы это пережили, ты с тоской, я со стыдом и раскаяньем... Это беседы о любви, во что ты меня вовлек, и здесь наши собственные истории представляют для меня наибольший интерес.

- Хорошо, я слушаю тебя, - Алексей отступил, продолжая водить рукой по ее телу.

- Я не могла не задуматься, куда ведет эта красная дорожка. Если бы я была актрисой или певицей, куда ни шло, в сфере шоу-бизнеса свои законы, правда, в сфере бизнеса тоже, но в семье своей сделаться шлюхой под видом светской дамы? Куда это меня повлечет? Как только встал в моей голове такой вопрос, у меня пропал интерес ко всякого рода манипуляциям, а у него в них весь смысл любви и брака, то есть сугубо сексуальный, и тут-то прояснилось, что нас ничто не связывает, кроме секса, нет любви и не было. Я совершила непростительную ошибку, не говоря о тебе, по отношению к самой себе. Какая дура!

- Будет, будет.

- Когда увлекаешься любовью и сексом до пунктиков, - палец приставляет к виску, - легко впадаешь в дурость, как от наркоты, даже в смысле сигарет, и восходишь на подиум или катишься на панель, и теперь это у нас повсеместно и особенно показательно в СМИ, что из средства пропаганды и воспитания превратили в шоу-бизнес. Бедная молодежь! Какое нынче она получает воспитание... В нас все-таки что-то осталось от советской эпохи.

- Что же это? Наша несвобода?

- Наоборот, милый, наша свобода от всего дурного, что нет-нет проступает в людях.

- Ты говоришь о внутренней свободе личности, и в этом ты права. Ты не Елена, а Диотима.

- А ты мой Сократ, еще молодой, который любил беседовать с гетерами о любви.

- Да, о любви как о стремлении к красоте.

- Это была первая ступень, на которой мы нашли друг друга.

- На второй ступени мы едва не потеряли друг друга.

- Теперь мы на третьей, когда можно познать прекрасное само по себе, высшую красоту? И это всё в любви? Люби меня. Я твоя.

- Только укроемся. А то скажешь, что я запрыгал меж твоих ног, как лягушка.

- А когда это я сказала? - расхохоталась Елена.

ЧАСТЬ III

ЖЕНЩИНЫ В ЕГО ЖИЗНИ

 Съехались еще раз перед летными отпусками. Наталья появилась у Олениных с Владимиром Ивановичем Сергеенко, тотчас возбудив любопытство у подруг, но тут выяснилось, что он припомнил еще какие-то истории и готов поведать, чему все обрадовались.

- С общежитием на 5-ой Линии Васильевского острова связана у меня еще одна история, только житейски более конкретная, с приметами времени, - заговорил профессор с живостью. - Здесь даже две истории... Героя моего зовут тоже Владимир, Владимир Мостепанов, который учился на химическом факультете Университета в те же годы, что и я, но сблизились мы уже в ту пору, когда он вышел в писатели... Так что я буду вести рассказ с его слов.

В старые годы

Однажды, случайно встретившись, - тому уже много лет, - мы долго прогуливались в Летнем саду, уносясь мыслями в старые годы. В Летнем саду - снег ли идет, распускается ли первая зелень, или пышно царствует золотая осень - время не уходит безвозвратно.

Владимир Мостепанов, каким я его помню, - худощавый, стройный, еще довольно молодой мужчина по чистоте облика и несомненной интеллигентности. Он посматривал на меня искоса и рассказывал о себе с поразительной искренностью, вообще ему свойственной.

Мимо нас прошли три девушки, каждая по-своему была привлекательна. Лишь мельком взглянув на них, он с серьезным видом бросил:

- Да, и мы были молоды!

Девушки не могли слышать его слов, но прошли, поглядывая на него так, словно хорошо его знали. В самом деле у него были какие-то совершенно особые отношения с девушками, с молодыми женщинами; те даже при самых случайных встречах ожидали от него понимания, сочувствия, признания, и они все это получали, одаривая и его тем же.

- Если бы задали мне вопрос, - заговорил Владимир вновь, - кто оказал самое решительное влияние на мое развитие, на воспитание чувств, я бы назвал в первую очередь девушек, молодых женщин... Многих из них я видел лишь мельком, как прошли вот эти, где-то в деревне, на пароходе, в поезде или из окна поезда... С кем-то из них я учился в школе, в Университете, жил в одном общежитии...

Но все это были случайные, мимолетные встречи, которые продолжаются и поныне, стоит выйти на улицу, отправиться на работу, забежать в Эрмитаж. А ведь были те, кто одарил его вниманием, лаской, памятью на всю жизнь.

- Разумеется! - воскликнул Владимир.

Трудно сказать, как бы сложилась его жизнь, если бы с ним не приключилась история, переменившая его характер и решительно повлиявшая на его будущность. По улице Рубинштейна, в двух шагах от Невского, стоит дом, мимо которого и поныне Владимир Мостепанов не может пройти без душевного трепета.

В один из зимних вечеров он поднялся по узкой крутой лестнице и оказался перед дверью, которой, судя по всему, не пользовались. В выемке в стене торчала ручка звонка, он дернул за нее на всякий случай... И вдруг зазвенел колокольчик, точно примчалась откуда-то тройка. Казалось, лошади встряхивали гривами, колокольчик позванивал, торопя кого-то в путь-дорогу. А затем установилась тишина, вообще сказочная, далекая, как в лесу. Владимир снова дернул за кольцо - на этот раз никакого отзвука. Что за чертовщина? Он постучал кулаком в дверь.