“Десять лет! Десять лет – коту под хвост! – в сердцах твердила Людмила Ефимовна, не находя себе места и не зная, как теперь быть. – Прохиндей! Остолоп! Дурак!”
Сергей Букин – как это ни удивительно – искренне полагал, что ему надо спасать брата от своей бывшей жены.
- А ты знаешь, - сказал он брату доверительным тоном, стоя в очереди в универсаме, - это ведь идея Сани…
- Какая идея?
- Он сводит тебя с мамой, желая устроить ее судьбу, то есть выдать замуж за хорошего человека, ха-ха!
Сергей Павлович хорошо знал брата и думал смутить его и даже “обратить в бегство”.
- Какой хитрец! – широко заулыбался Олег. – Нет, как он додумался? А как ты?
- Что – я? – удивился Сергей Павлович.
- Как ты на это смотришь?
- То есть?
- А Людмила Ефимовна знает?
- Конечно! Теперь я думаю, - с важным видом продолжал Сергей Павлович наступать на брата, замечая с удивлением, что тот не шокирован и не обращается в бегство, - все это она сама и придумала, а только делает вид, что мысль о ее замужестве принадлежит Сане… Сама же подсказала ему… Подумала вслух, не замечая этого или нарочно. Вот такие дела!
Братья выбрались из универсама. Олег казался смущенным, но не пытался бежать. Он слегка щурился, высоко поднимая голову. Сергей Павлович испуганно поглядел на него и яснее, чем прежде, заметил, как поредели его волосы. Не только он сам, но и его младший брат, оказывается, уже немолод, и нет у него ни семьи, ни квартиры, и перспектив никаких… Грустно. И идут они к его бывшей жене, будто в ее руках их судьба. Насмешка какая-то.
По ту сторону Невы виднелся Смольнинский собор. День синел и сиял. У универмага “Юбилей” толпились люди. Саня появился с веселым лицом:
- Папа! Мама сказала, ничего не нужно. Праздники устраивать рано.
- Поздно? – переспросил Сергей Павлович.
- Рано!
Теперь Саня почувствовал неловкость перед дядей: ему казалось, что он его подвел и чуть ли не предал, так как его первоначальная идея хотя и была естественна, но ошибочна. Это была плодотворная ошибка, потому что без дяди Олега ничего бы не случилось: папа не забегал бы… вокруг мамы. Саня пошел рядом с дядей и даже просунул свою руку в его, как в детстве.
- Дядя Олег, - сказал он, - как бы хорошо, если бы папа и мама снова поженились, правда?
- Правда! – весело рассмеялся Олег Букин и поглядел в глаза племянника и брата: ах вы интриганы! – Вот идите одни, без меня, и попытайтесь все уладить. Желаю удачи!
Сергей Павлович, казалось, искренне возмутился:
- Вы что, смеетесь надо мной? – Но брата удерживать не стал, а лишь поспешил закурить.
Круг замкнулся.
Обед прошел мирно и весело. Саня то и дело говорил: “папа” или “мама”, соединяя в единое целое бывших супругов, проведших в разлуке и вражде десять лет жизни.
В какой-то момент, уйдя на кухню, Людмила Ефимовна позвала:
- Саня! Нет, Сережа, иди-как сюда! Помоги мне.
- Иду! – охотно отозвался Сергей Павлович, снисходительно улыбнувшись сыну, и первое, что он сделал, это обнял свою соломенную вдову, прося прощенья.
- Хорошо, хорошо, мы поговорим с тобой после, - отвечала поспешно Людмила Ефимовна, роняя – почти что нарочно – чашку из сервиза, хоть жалко ее было.
Снова усаживаясь за стол и разливая чай, Людмила Ефимовна подмигнула сыну. Саня все понял, но почему-то не обрадовался, а почувствовал большую неловкость. Он покраснел и поднялся.
- А можно, я чай буду пить потом?
- Можно. А что ты хочешь делать?
- Пройдусь немножко. На Неве люди с удочками стоят.
- Но ты ненадолго? – сказала Людмила Ефимовна.
Саню как ветром сдуло.
Бывшие супруги снова сошлись, словно успешно завершив бег по кругу в разные стороны в поисках счастья. Тут-то настали для Сани самые трудные годы из всех его детских и отроческих лет и скитаний. Теперь отец и мать, с которыми Саня привык иметь дело в отдельности, оба занялись им – и по многим причинам. Конечно, им довольно сложно было начинать совместную жизнь наново, и Саня служил громоотводом и посредником… К счастью, у него родилась сестренка, и внимание семьи переключилось на нее. Между тем Саня окончил школу и – в смутных мечтах стать не то кинорежиссером, не то сценаристом – пошел в киномеханики, чтобы просмотреть все наиболее интересные фильмы кадр за кадром много раз, а заодно иметь досуг для подготовки к конкурсным экзаменам. Он это сделал по совету дяди – вопреки намерению отца устроить сына в какой-то институт по знакомству.
Весной, еще до экзаменов, к которым Саня не очень-то готовился, его призвали в армию. Дядя считал, что и это хорошо: один его друг именно в армии взялся за ум и, имея стаж, запросто поступил в университет и даже с отличием его закончил. Сане служить было нетрудно (физически он был ловок и вынослив), но грустно. Странно, ему также бывало грустно, когда он выезжал со строительным отрядом в область или в Западную Сибирь. В непривычных условиях он не терялся, наоборот, он с легкостью переносил и усталость, и дождь, и жару, но грусть, большая, таинственная грусть, обволакивала его, как облаком, точнее – как бы тихим ясным светом. После армии, поступив учиться, Саня поселился в маминой квартире по Большеохтинскому проспекту и тоже оказался в непривычных условиях свободы и одиночества.
Не успел он заметить, как пролетели пять лет, и вот теперь он был воистину молодой человек. И на работе (младший научный сотрудник в Институте социально-экономических проблем Академии наук), и среди родных не думали и не говорили о нем иначе, как о женихе. Говорили так, как будто это единственное, на что он еще годен и чем еще интересен. Обидно. Даже родные в Москве высматривали невесту и звали его в гости, не без переговоров с его мамой, разумеется, звали, заранее купив билеты в Большой театр. Саня вылетал в Москву – не свататься, конечно, и в ту же ночь возвращался домой поездом. И нельзя было сказать, что Саня Букин боялся или избегал женщин. Напротив. А о том, что он влюблялся вплошь и рядом, и говорить не приходится. Все это было для него даже слишком горячо, чтобы он мог легко снести все перипетии любви (ухаживаний) или возможной женитьбы. Либо слишком просто, когда девушки как-то бездумно и легко уступали сразу и вдруг. Но чаще девушки оставляли его, находя его странным, существом до крайности инфантильным и абсолютно неуправляемым. У них даже возникало ощущение, что Букин живет тут и еще неизвестно где, может быть, еще в мире детства. Внешне спокойный, одетый хорошо, он был, однако, очень неровен с людьми, особенно с близкими.
Родители – это был уже народ степенный, разумный и вообще добрый – удивлялись: в кого Саня такой? Почему он живет одиноко, точно прислушиваясь к чему-то в постоянном ожидании? Цвел ромашкой, одуванчиком, а вышел чертополох, голубой чертополох романтизма, как выразился однажды Олег.
Была суббота. Саня, по своему обыкновению, встал поздно, в десятом часу. Солнце заглядывало к нему рано утром, а затем уходило в сторону, и создавалось впечатление, что он проспал весь световой день. Досадно и грустно, точно он самое интересное на свете проспал. В ясную погоду под вечер его квартиру снова заливало светом, но уже отраженным – от множества окон напротив, и тогда он усмехался. Только вот над кем? Скорее всего над самим собой. Что с того, что он кончил университет? Он получает теперь немногим больше, чем киномеханик. А его сверстники, самые бесталанные, не кончившие даже порядочного ПТУ, преуспевают каким-то образом вовсю. Впрочем, что значит преуспевать вовсю? Нет, ему бы не хотелось преуспевать вовсю, особенно за счет левых заработков, как отец…
Куда интереснее складывалась жизнь у дяди! Он уже давно защитился, женился, получил трехкомнатную квартиру в новом районе и нередко выстал со статьями в газетах, а однажды Саня увидел дядю в телевизионной передаче “Панорама”: его представили как секретаря партбюро известного в стране художественного вуза. Но самое удивительное для Сани оказалось в том, что Олег Букин говорил серьезно, нервно, умно или вдруг улыбался широко, весело – совершенно как в жизни, но как-то значительнее и лучше, - так и чувствовалось, что человек достиг каких-то вершин в своем развитии, отрешился от мелких пристрастий и страстей, которые его долго водили за нос, и обрел должную полноту и масштабность в восприятии явлений жизни и искусства.