— Входите, — послышался чей-то голос.
Она вошла и сделала реверанс. Бёртон, завернутый в джуббу, скрестив ноги сидел на полу среди груды книг и курил кальян. На голову он повязал тюрбан, на ноги надел тапочки с загнутыми концами. Несколько дней назад он сбрил раздвоенную бороду и теперь щеголял длинными экзотическими усами, свисавшими по обеим сторонам рта. Он стал выглядеть моложе и, по мнению Элси, значительно привлекательнее.
В углу комнаты на корточках сидел еще один человек, значительно менее приятный, чем ее хозяин, и играл на нэе[34] навязчивую, тягучую мелодию. Старый, смуглый и тощий, он носил просторную желто-белую полосатую одежду и высокую феску. Бёртон кивнул мужчине, и он отложил инструмент.
— Спасибо, Аль-Маслуб. С годами твой талант сверкает всё ярче и ярче. Возьми из серванта всё что тебе нужно, и да благословит тебя Аллах.
Старик встал, поклонился и прошептал:
— Барак Алляху фикя.[35]
Он подошел к тяжелому серванту справа от двери и открыл маленькую деревянную шкатулку, стоящую на нем. Взяв оттуда несколько монет, он молча прошел мимо Элси и вышел из комнаты.
— В чем дело, мисс Элси? — спросил Бёртон.
— Извините, сэр, — сказала она, опять сделав реверанс. — Простите, что перервала вашу музыку, но из этой штуковины на вашем столе вывалилось письмо.
— Спасибо. И ты, наверное, имела в виду прервала?
— Конечно, сэр. Перервала.
Девушка опять неуклюже присела, вышла из комнаты, сбежала вниз по лестнице, подобрала метлу и выскочила из кабинета прежде, чем Бёртон вернулся туда. Потом она спустилась в подвал:
— Всё блестит как стеклышко, мэм, — сообщила Элси миссис Энджелл.
— Пыль с книжных полок смахнула?
— Да, мэм.
— А с камина?
— Да, мэм.
— А со старого африканского копья?
— Да, мэм.
— Шпаги отполировала?
— Да, мэм.
— Подушки взбила?
— Да, мэм.
— А что с ручками дверей?
— Вы можете смотреться в них, как в зеркало, мэм.
— Хорошая девочка! Отрежь себе фруктового торта и отдохни. Ты это заработала.
— Спасибо, мэм. — Элси взяла кусок торта, положила его на тарелку и села на стул. — Кстати, мэм, музыкальный шах ушел, и еще хозяин получил письмо из штуковины.
— Шейх, — поправила ее хозяйка дома и вздохнула. — О, дорогая, я убеждена, что этот прибор может доставлять только неприятности!
Мисс Энджелл повернулась к заводному человеку, который стоял у стола и чистил картошку:
— Пожалуйста, идите к сэру Ричарду, Лорд Нельсон.
Слуга отложил нож, отсалютовал, вытер пальцы о тряпку, ровным шагом вышел из кухни и отправился вверх по лестнице в кабинет Бёртона. Войдя, он подошел к письменному столу, стоявшему между окнами, и замер в ожидании приказа. Бёртон сидел у камина.
— Только послушайте, — рассеянно сказал он, — письмо от Пальмерстона.
Маленькая записка, которую Бёртон держал в руке, гласила: «Исследуйте Претендента на титул Тичборна».
— А я-то надеялся избежать этого проклятого идиотизма! — вздохнул королевский агент. Потом он посмотрел вверх, увидел слугу и сказал: — Ах, это ты, Нельсон. Не вынешь ли мой дневной костюм? Похоже, мне придется навестить старину Траунса-Попрыгунчика и выяснить, что он думает об этом деле.
Через полчаса Бёртон вышел из дома на Монтегю-плейс и направился в сторону Уайтхолла. Не успел он сделать и трех шагов, как кто-то окликнул его:
— Привет, кэп! Да вы, вроде, здоровы как бык!
Это был мистер Граб, уличный торговец. Зимой он продавал каштаны, подогретые на небольшой жаровне, а летом — моллюсков, береговых улиток и заливных угрей, которых возил на ручной тележке.
— Да, мистер Граб, чувствую себя намного лучше, спасибо. Как дела?
— Хреново!
— Что на сей раз?
— А я знаю? Может, мое место, кэп.
— Но свою тележку вы всегда ставите именно там. Если это место плохое, почему бы вам не перейти на другое?
Граб сдвинул со лба суконный картуз.
— Перейти? Фу! И не подумаю! Я торчу здесь много лет, а до меня торчал папаша. Не хотите ли пакетик моллюсков? Свежие, еще утром плавали в Темзе!
— Нет, благодарю вас, мистер Граб. Я иду в Скотланд-Ярд.
«Неужели что-то выловленное в Темзе можно назвать „свежим“?» — невольно спросил себя Бёртон.
— О сэр, что за чертовщина: никто ничего не хочет! — вздохнул мистер Граб. — Будьте здоровы, кэп.
— И вы, мистер Граб.
Бёртон приподнял шляпу и пошел дальше. Стоял прекрасный весенний день. По всему городу в неподвижный воздух поднимались тонкие струи дыма, исчезая в голубом небе. Между ними летали винтостулья, оставляя за собой дымные следы и рисуя в воздухе неровную белую решетку. Лебеди тоже проносились среди колонн, словно насекомые сквозь лес.