— Кто-то из вашего взвода? — спросил Киллер. — Он сильно рискует, командор!
— Нет — пока остается по эту сторону кордона. Мы на самом краю опасной зоны. Вот если он перелетит нас и окажется над Стрэндом… — Он указал рукой в землю.
— Эй! Он садится! — крикнул Киллер.
Туман расступился, и люди стремглав бросились в стороны от винтостула, падавшего как камень, но притормозившего буквально за пару секунд до того, как он коснулся булыжников и застыл на мостовой. Из машины выбрался человек в темных очках, одетый в форму Летного взвода, и подбежал к Кришнамурти.
— Здравствуйте, сэр, — сказал он, отдавая честь.
— Здравствуйте, Миллиган. Что нового?
— Боюсь, ничего хорошего, сэр. К востоку отсюда бунт разгорелся еще больше. Английский банк горит. Но и этого мало: волнения быстро приближаются к Ист-Энду.
— Черт побери! — прошептал Кришнамурти, снял шлем и помассировал виски. Если сумасшествие достигнет перенаселенного «Котла» — воистину разверзнется ад: бунтующий Ист-Энд уничтожит Лондон.
— Миллиган, соберите все патрули на севере и на западе и присоединяйтесь к восточным. В случае необходимости летите низко и открывайте предупредительный огонь по бунтовщикам. Если понадобится, стреляйте по ногам! Задержите их любыми способами, хотя бы ненадолго!
— Слушаюсь, сэр.
Миллиган подбежал к машине и пристегнулся. Мотор заревел, в воздух поднялся конус пара, и винтостул исчез в тумане. Внезапно рев лопастей затих, наступила мертвая тишина, машина выпала из облака и ударилась о мостовую. Кришнамурти схватил сержанта Киллера за руку и с ужасом посмотрел на него. Они побежали к обломкам, к ним присоединились констебли. Прежде чем удариться о землю, винтостул перевернулся. Под ним лежал Миллиган, искалеченный и мертвый. Не говоря ни слова, Кришнамурти присел на корточки и закрыл ему глаза.
— Что произошло? — спросил Киллер.
— Похоже, наш враг расширил зону, опасную для полетов.
— Будь я проклят, — пробормотал сержант, — они узнали, что мы здесь!
Кришнамурти поглядел на Стрэнд.
— Черт побери! — еле слышно прошептал он. — Давай, Суинберн! Поторопись!
Чарльз Дойл был мертв — и знал об этом. Лишь благодаря силе воли русской ведьмы его тело еще ходило, а дух сознавал себя. В его мертвом мозгу вибрировали и бились ее слова: «Освободитесь! Сбросьте свои цепи! Поднимитесь и опрокиньте!» Слова входили в него, усиливались внутри, словно он был линзой, а потом излучались вовне, касались других астральных тел и перепрыгивали дальше. Если бы он только мог прижать руки к ушам и перестать слышать этот голос!.. Крылатый коротышка затрепетал прямо у его лица и запел:
— Приготовься!
Он попытался отогнать эльфа, но его руки то ли онемели, то ли дематериализовались. Одна его часть сворачивалась и извивалась над Стрэндом недалеко от Флит-стрит, другая тащилась по мостовой вдоль Кингзуэя. Дойлом овладел ненасытный голод. Он хотел не пищи, и даже не выпивки — нет: он страстно желал выпить жизнь!Сколько же времени длятся его муки? Сколько возможностей он упустил? Всю жизнь он был так осторожен и так боялся совершить ошибку, что неделал вообще ничего, ища, вместо этого, утешения в бутылке. А теперь — слишком поздно!
— У меня была жизнь, но я не жил! — завыл он. — Я хочу назад! Пожалуйста! Не дай мне умереть вот так!
Его сознание отметило впереди какую-то фигуру. Она двигалась сквозь туман; он чувствовал ее тело, чувствовал жизнь, переполнявшую ее. За ней были и другие, но эта была ближе. Он должен взять ее! Непременно взять!
Труп прыгнул вперед, вытянул руки и изогнул пальцы. Издали послышался крик:
— Констебль Тэмуорт! Назад! Не отделяйтесь от отряда, черт побери!
Детектив-инспектор Честен посмотрел на карманные часы. Без десяти три ночи. Он чувствовал себя усталым. Ему нравилось быть полицейским главным образом потому, что он прекрасно справлялся со своей работой, но временами его тянуло заняться садоводством, которое он считал своим призванием. В юности он мечтал стать садовником-декоратором, но его отец, один из первых питомцев Роберта Пила, [169]настаивал, чтобы сын пошел по его стопам, и не хотел слышать ни о чем другом. Честен не держал обиды на старика: в полиции его уважали — надежная работа с хорошими перспективами, и еще любящая молодая жена, которую он повстречал, расследуя убийство. Он сумел купить дом с большим садом, и, к зависти соседей, на его великолепно подстриженных лужайках росли самые красивые цветы. Интересно, какой бы стала его жизнь, если бы он не послушался отца? Он вспомнил, как сэр Ричард Фрэнсис Бёртон однажды сказал ему:
— После того как Эдвард Оксфорд, которого называли Джеком-Попрыгунчиком, изменил время, истинное будущее стало недостижимым, хотя и не перестало существовать. Представьте себе: вы находитесь на перекрестке и выбираете дорогу «А». Дорога «Б» не исчезла — но вам по ней не пройти: нет пути назад, если, конечно, у вас нет машины времени.
Не означает ли это, что там, в ином будущем, есть Томас Манфред Честен, садовник-декоратор?Он надеялся на это. Очень утешительная мысль.
Без десяти три. Часы встали. Он тряхнул их и недовольно поцокал языком. Прошло точно не больше нескольких минут. И до сигнала еще по меньшей мере час. Его люди нервничают, он — тоже. Кингзуэй исчез из виду, поглощенный густым туманом, который вернулся в Лондон. Шатающиеся по нему фигуры стали невидимыми и казались теперь еще более жуткими и угрожающими.
— Мертвые «развратники»… — в сотый раз пробормотал он. — Чертовски странно!
Подошел констебль и молча указал на свою команду. Честен взглянул и увидел трех призраков, крутящихся возле них. Полицейские пытались поразить их дубинками, но безрезультатно.
— Прекратить! — приказал он. — Трата времени! Берегите силы!
Они перестали, но внезапно лицо одного из них исказилось яростью:
— Не говори мне, черт побери, что я должен делать! — крикнул он.
— Констебль Тэмуорт! Успокойтесь!
— Сам успокойся, ты, маленький наглый позер! Кто ты такой, чтобы отдавать мне приказы?
— Ваш командир!
— Нет, приятель! Нет у меня командиров, кроме Тичборна!
Честен вздохнул и обернулся к другому полицейскому:
— Сержант Пайпер, дубинка — ваша, голова — Тэмуорта. Быстро!
Пайпер кивнул и снял с пояса дубинку.
— Хрена выкуси! — крикнул Тэмуорт и бросился в туман.
— Констебль Тэмуорт! Назад! Не отделяйтесь от отряда, черт побери! — крикнул Честен. Ему ответил булькающий вой. Трое полицейских отделились от кордона и бросились к нему.
— Нет! Мендерс! Карлайл! Пэттерсон! Назад!
— Но, сэр, он попал в беду! — запротестовал Карлайль и нырнул в туманную пелену. Честен обернулся к основному отряду и проревел:
— Оставаться на месте! Только двиньтесь — я вам все кишки выпущу! Пайпер, за мной!
Он стиснул зубы и нырнул в смог. Пройдя несколько шагов, он увидел, как Мендерс поднял и направил на кого-то револьвер, потом нажал на курок и выругался:
— Заклинило, чертова железяка!
Он посмотрел туда, куда направился констебль, и увидел Тэмуорта, распростертого на земле. Мундир и рубашка были разодраны, под ними открывался растерзанный живот. Рядом с ним сидел на корточках человек в очках: худой, бородатый и безусловно мертвый; внутренности полицейского он раздирал руками. Труп поглядел вверх, застонал и встал. Кишки стекли с его рук и упали на булыжники.
— Прошу прощения, — сказал он, — мне нужна жизнь!
— Пресвятая Богородица! — воскликнул Мендерс и запустил в труп револьвер; тот отскочил от лба бородача.
— Бесполезно, — прошептал сержант Пайпер, — чертова покойника невозможно убить во второй раз!
— Пайпер, оставайтесь со мной! — скомандовал Честен. — Все остальные — за кордон! Немедленно! Это приказ!
Мендерс сглотнул, нерешительно кивнул и стал отходить от бородача, который покачивался на месте, не зная: то ли продолжать стоять, то ли упасть на землю и сдаться.
— Чертов покойник! — повторил Пайпер. — Но движется неплохо!
Хорошо одетый труп с цилиндром на голове внезапно вынырнул из смога позади них, схватил Мендерса за плечи, вцепился зубами ему в горло и уволок обратно в туман. Констебль Карлайл, увидев смерть товарища, пронзительно закричал, нащупал полицейский свисток, сунул его в рот и дунул несколько раз. Раздался тревожный переливчатый свист.
169
Роберт Пил (1788–1850) — выдающийся британский политический деятель, основатель лондонской муниципальной полиции (1829). Именно в честь Боба Пила британских полицейских называют «бобби». —