Сеси не надо было просить дважды. Дальше разговор вертелся вокруг радостей и трудностей светской жизни.
– Сама не верю, как я могла сказать такое! – воскликнула Джо.
– Что? – спросил Уолдо.
Они сидели на скамейке у искусственного озера и смотрели, как дети кормят хлебом лебедей. Томас и Мод расставляли на газоне ворота для крокета.
– Чтобы все женщины стали вдовами, как я, – ответила Джо. – Разумеется, я ничего подобного в виду не имела. Я сказала это, чтобы не уступить мистеру Боуману.
– Это произвело на всех нас большое впечатление, – серьезно сказал Уолдо.
– Вы смеетесь надо мной? – Джо, прищурившись, взглянула на Уолдо.
Он провел рукой по своим губам.
– Ах нет. Это старая рана, след от штыка. У меня всегда такой вид, будто я смеюсь.
– Это отговорка. Ваши глаза не лгут, Уолдо. Вы действительно надо мной смеетесь!
– Вы опасная женщина, Джо Чесни, – усмехнулся он. – Когда вы рядом, нужно следить за своими мыслями. Но вы заблуждаетесь, думая, что я насмехаюсь над вами. Я восхищен, поскольку вы сделали то, что удавалось немногим, – поставили моего отца в тупик. – Уолдо перехватил ее удивленный взгляд и пояснил: – Мой отец был одним из ближайших союзников и единомышленников Питта, когда тот был премьер-министром. Они оба – тори по рождению и воспитанию. Так что, как видите, он учился ораторскому искусству у настоящего мастера.
– Ваш отец был членом парламента?
– Нет, он не избирался. Но он входил в тот узкий круг, которому Питт доверял разработку политических мер. Когда Питт умер, отец отошел от общественной деятельности.
Теперь кое-что стало для Джо проясняться.
– Но вы и ваш кузен Томас – виги?
– А все потому, что лорд Холленд – наш ближайший сосед. Его дядюшка, видный государственный деятель, Чарльз Джеймс Фокс, часто гостил в Холленд-Хаусе вместе с другими известными сторонниками вигов. Как вы понимаете, это было задолго до того, как я отправился на войну. Я только окончил университет, когда нас с Томасом пригласили на прием в Холленд-Хаус. За бильярдом мы встретились с самыми блестящими и самыми либеральными умами Англии. Нам открыли глаза на совершенно новые для нас идеи. Мы были молоды и очень впечатлительны. Через несколько лет состоялись выборы в парламент от Бернема. Томас прошел. Я агитировал за него. Можете себе представить, как отнесся к этому мой отец.
Джо задумалась, стараясь все разложить по полочкам.
– Но это не могло стать причиной ссоры, вызвавшей неприязнь между вами и отцом? – тихо спросила она. – Ведь не поэтому вы стали солдатом и отправились в Испанию?
– А почему бы и нет?
– Ну… потому, что это всего лишь политика. Люди не могут перестать поддерживать отношения только из-за того, что придерживаются разных взглядов. Это ребячество.
– Всего лишь политика! – повторил Уолдо ее слова и расхохотался.
К ним подошел Томас.
– Над чем смеетесь? – спросил он.
Когда Уолдо объяснил ему суть дела, Томас тоже развеселился.
– В этой семье, – сказал он, – политические убеждения котируются наравне с религиозными. Боуманы поддерживают партию тори со времен Кавалерского парламента. Мы с Уолдо нарушили традицию. Это сделало нас еретиками в глазах старшего поколения.
– Но в этом нет ничего необычного, правда? – возразила Джо. – Старшие всегда находят недостатки у молодых.
– Это порождает трещины в отношениях, – отозвался Томас и умолк.
– Сейчас это кажется бессмыслицей, – сказал Уолдо. – Но тогда все было очень серьезно.
– Да, отношения были не из лучших, – согласился Томас.
Воцарилось молчание. Все трое наблюдали за детьми, кормившими лебедей.
– Все это чепуха, – нарушил тишину Уолдо. – За последние годы мы все поумнели и смягчились.
– В таком случае что мешает тебе снова заняться тем, от чего ты отказался? – спросил Томас. – Я имею в виду политику. Скоро выборы. Ты можешь стать одним из кандидатов. Ты будешь нашим агентом в палате общин. – В ответ на скептический взгляд Уолдо Томас усмехнулся и добавил: – Гренвилл, премьер-министр, просил поговорить с тобой на эту тему.
– Не понимаю почему. Я уже давно в стороне от общественной жизни. Лет восемь. Или девять? Я знаю, как выиграть сражение. И совсем не разбираюсь в политике.
– Я понимаю твою точку зрения, – сказал Томас, – но за время военной службы ты приобрел бесценный опыт. Во всяком случае, подумай об этом предложении. Серьезно, почему бы тебе не попробовать?
После недолгого колебания Уолдо нехотя согласился:
– Хорошо, я подумаю.
– Отлично, кто будет играть в крикет? Я обещал детям, что мы сразимся с ними. Мод пошла звать остальных.
– С удовольствием, – сказала Джо.
Томас отправился за детьми, а Уолдо и Джо медленно поднимались по склону.
– Не одна вы умеете читать по глазам, Джо, – сказал Уолдо. – Я вижу, что у вас на уме.
Остановившись, она посмотрела на него широко распахнутыми, сияющими глазами.
– Продолжайте. Расскажите, о чем я думаю.
– Слова Томаса произвели на вас впечатление. Вы считаете, что если лорд Гренвилл приглашает меня работать в партии, то я, должно быть, видная фигура.
Именно так она и думала, но не хотела признаваться в этом.
– А что в этом плохого?
– Наверное, вам бы хотелось узнать и о моих военных успехах. Они тоже впечатляющи.
Не найдя остроумного возражения, она промолчала, но в глубине души просто кипела. У нее было такое ощущение, что она получила выговор непонятно за что.
После ужина, прошедшего, к счастью, без особых событий, Джо поднялась проведать Эрика. Только что выкупанный, он сидел в постели в ночной рубашке и ждал ее. Служанка прибирала в комнате. Джо сказала, что сама со всем справится. Горничная, присев в реверансе, ушла.
Джо, хотя и не испытывала в отношениях с Эриком неловкости, все же не была до конца спокойна.
Она всеми силами стремилась защитить мальчика, но, по ее мнению, ей недоставало материнского инстинкта, чтобы лишний раз приласкать и поцеловать Эрика. Особенно остро она чувствовала это, когда заходила к нему перед сном.
Но она могла и по-другому проявить заботу. Она старалась каждый вечер читать ему перед сном. Джо села рядом с Эриком на постель.
– Тебе здесь нравится? – спросила она.
– Да, – ответил он, не сводя с нее глаз.
Он выглядел счастливым, хорошо воспитанным ребенком. Любой бы так сказал. Это настораживало Джо. А тут еще Мод подлила масла в огонь. «Как вам удалось воспитать его таким вежливым? – спросила она. – Мои сыновья – чистое наказание». И Томас часто высказывал нечто подобное, но не ей, а своим дочерям. «Посмотрите на Эрика. Он не ноет из-за того, что пора ложиться спать».
Но Эрик не всегда был таким благовоспитанным. Когда он забегал в типографию «Эйвон Джорнал» и бросал в нее луковицей в церковном дворе, он тоже был чистым наказанием. Он так переменился к ней, потому что она спасла его от мистера Хардинга. И хорошо себя ведет из боязни, что иначе Джо отправит его обратно в школу. Ни один ребенок этого не вынесет.
Ей хотелось обсудить это с Уолдо, но он вел себя очень странно. Джо никогда не думала, что он может быть таким упрямым. Он говорил с ней только тогда, когда она сама с ним заговаривала. У нее ушло два часа, чтобы понять, что он делает, а потом злилась на себя за то, что была с ним так любезна.
Отбросив мысли об Уолдо, Джо занялась Эриком.
– Это дом дяди Уолдо, ты знаешь? Мальчик кивнул:
– Он сказал, что я могу оставаться здесь сколько захочется.
У нее внезапно заныло сердце, но она беззаботным тоном спросила:
– А что ты хочешь, Эрик? Казалось, вопрос его удивил.
– Я хочу остаться с тобой, тетя Джо. Дженни сказала, что ты папина сестра.
Дженни, старшей дочери Томаса, было восемь лет. Джо не понимала, откуда в головке девочки такая путаница, и даже не пыталась разобраться в детской логике. Вместо этого она сказала: