— Вы теперь редко ходите на базар, — заметила Табита.
— Мне не хочется. Мы с Теодосией так часто ходили туда вместе.
— Но они заметят, что вы не ходите.
— Какое это имеет значение?
— Думаю, вам следует вести себя как можно более естественно.
— Я не хочу ходить туда одна.
— Иногда я буду составлять вам компанию.
На следующий день она предложила пойти на базар. Мы оживленно разговаривали с ней по дороге, как всегда делали это с Теодосией.
— Не нужно предаваться печальным раздумьям, Джудит, — сказала она мне. — Я заставила себя прекратить это делать. Помните, именно я предложила ту экскурсию. Если бы не я… она была бы сегодня с нами.
— Тогда бы погиб кто-то другой. Мостик был готов обрушиться. И потом, откуда вам было это знать?
— И все же, я не могу забыть, что это была именно моя идея, — печально покачала головой Табита.
— Ну почему он обрушился? — спросила я. — Вы не думаете, что кто-то…
— О нет, Джудит!
— Тогда почему?
— Это был несчастный случай.
Мы замолчали. Я подумала: «Предположим, что это был не несчастный случай. Предположим, кто-то хотел убить Теодосию. Кому могла быть выгодна ее смерть? Я — тот человек, который стал вдвое богаче».
— Она была моей сводной сестрой, — сказала я. — Я любила ее. Я дразнила и задирала ее. Но все равно любила. А теперь…
Табита сжала мою руку.
— Не нужно, Джудит. Тут ничего не поделаешь. Все кончено. Нужно постараться оставить это в прошлом.
Мы пришли на базарную площадь. Тут было, как всегда, оживленно. Глотатель огня готовился начать свое представление, а вокруг него прыгала, сгорая от нетерпения, толпа шумных детей. Заклинатель змей неподвижно сидел на земле, а рядом в корзинах — его подопечные. Жонглер-фокусник пытался завладеть вниманием толпы. Мы пересекли площадь и вошли в уже знакомый лабиринт улочек, мимо кожевенной лавки, где раньше сидела Ясмин, мимо мяса на палочках и мисок острого соуса… и оказались прямо перед предсказателем.
Он хитро глянул на нас.
— Да пребудет с вами Аллах!
Я хотела пройти мимо, но Табита заколебалась. Он, конечно, знал о смерти Теодосии.
— Маленькая леди, — сказал он, — она не вняла моим предупреждениям.
Глаза защипало от накативших слез. Я так ясно представила Теодосию, сидящую рядом с ним на коврике, с широко распахнутыми от страха глазами!
— Я вижу ее, — сказал он. — Она кружила раньше. Она до сих пор кружит, — он не сводил с меня взгляда.
— Я не хочу этого слышать! — раздраженно воскликнула я.
Он повернулся к Табите.
— С вас свалилось огромное бремя, — сказал он. — Теперь ждет счастье. Преграды рухнут, и вас ждет награда, если вы будете достаточно мудры, чтобы принять ее.
Я хотела положить деньги в его плошку, но он покачал головой.
— Нет. Не сегодня. Мне не нужен бакшиш. Я беру только плату за услуги. Говорю вам, леди, будьте осторожны.
Мы ушли. Я дрожала всем телом.
— Он был прав… насчет Теодосии.
— Он просто обязан когда-то оказываться правым.
— И он снова предупреждает меня.
— Но он всегда предупреждал вас.
— А вот вам повезет. Вы получите награду, если уберете с дороги препятствие. Или его уже нет?
— Они всегда так говорят, — ответила Табита. — Это что-то вроде профессионального жаргона. Но мы не должны им показывать, что обеспокоены. Так мы только дадим пищу слухам.
Но я была обеспокоена… Сильно обеспокоена.
Как я тосковала по Теодосии! Я страдала от угрызений совести, потому что когда она была жива, я никогда не говорила ей, как много для меня значит то, что я — ее сестра. Я, погрузившись в свои грустные мысли, сидела на терассе, где мы так часто сидели вместе, вспоминала наши разговоры. Табита не могла заменить мне сестру. Я никак не была уверена в Табите.
Дружба между ней и Тибальтом. Однажды он вернулся с раскопок раньше обычного. Я сидела на террасе, и он присоединился ко мне. Тибальт начал увлеченно рассказывать о работе, и я с интересом слушала. Но потом к нам присоединилась Табита. Она столько всего помнила о прошлой экспедиции — и они с Тибальтом принялись долго обсуждать ее подробности, так что я оказалась лишней в их беседе. Мне было тревожно и обидно.
Это было несправедливо. Раньше я думала о Тибальте только хорошее. Он был для меня всем. Но теперь я не уверена. Я увидела в нем человека, который мог быть совершенно безжалостным, беспощадным во имя своей работы. Но касается ли его безжалостность только работы? Тибальт становился совсем чужим.