На пороге стоял господин в халате. Большие пальцы он заложил за пояс-шнур, такой витой и толстый, что впору для гардин. Голова его, как бабочками-капустницами, была усажена папильотками. Совершенно ясно, что не лакей и не камердинер, а сам хозяин — господин Коловратов. И вид он имел самый утренний, приватный. «Твою мать, — уныло подумал Мурин. — Ну, госпожа Макарова!» Но господин в папильотках и не думал сердиться, что его застали неглиже. Расплылся в улыбке. Схватил Мурина за руку:
— Прошу-прошу! Я в окно вас увидал.
Радушно втянул в прихожую. Радостно представился:
— Андрей Петрович Коловратов!
Хозяин дома собственной персоной, тут Мурин не ошибся.
— Маша, Маша! Душенька! Смотри, кто к нам пожаловал!
Он оборотился на Мурина и уточнил:
— С кем имею честь?
Мурин представился и поспешил уточнить:
— Меня госпожа Макарова прислала…
— Ах! Душенька! Он от Агафьи Тихоновны!
Высунулась голова, в таких же точно папильотках, только женская.
— Бобо, кто там?
Прищурилась.
— Душенька! — заорал ей Коловратов. — Это Мурин!
— Я принес выкройку, — успел вставить тот.
— Аншанте! — крикнула Маша. — Вы вовремя, господин Мурин! Сейчас скажу кухарке, чтобы нажарила еще оладий!
И пропала. Пахло точно оладьями.
— Ну входите же, входите…
— Я только выкройку, — попробовал отбиться Мурин.
Но Коловратов уже принялся совлекать с гостя тулуп. В отдалении орали дети. Кто-то кого-то чем-то стучал. Раздался рев. И Машин голос: «Мезанфан! Сэ терибль!» — а потом утешающий лепет. На крик «Няня!» через коридор пробежала немолодая женщина в сарафане и платке.
Мурин поставил кивер на столик для визитных карточек, пригладил волосы и вошел.
В столовой гардины точно оказались подвязаны такими шнурами, как халат Коловратова. Очевидно, и то и другое было сшито ручками супруги. Не пропадать же обрезкам! Сама хозяйка уже была в столовой. Волосы в папильотках госпожа Коловратова успела покрыть косынкой. Видимо, опасалась, что Мурин поделится потом впечатлениями со своими петербургскими знакомыми. Фи-фи, уже понимал энский уклад Мурин: носить надо то, что хочешь, а не то, что угодит кому-то другому. Но в столице могли и не понять. Почти наверняка не поняли бы.
Рядом стояла старуха с младенцем на руках.
— Няня, дай-ка мне бэбэ.
Бэбэ был подан матери. Госпожа Коловратова усадила его себе в сгиб локтя, стала поворачивать так и эдак, будто предлагала Мурину купить.
— Красавчик. Щеки. Толстун, — нахваливала она.
Ребенок точно был толстый и розовый. Голубые круглые глазки его с мрачной серьезностью изучали шнуры у Мурина на куртке. Серьезность эта позабавила Мурина. «Точно великий князь осматривает эскиз нового гвардейского мундира. Даже лысина такая же». Он не сдержал улыбки.
— Хотите подержать? — оживилась мать.
Мурин не успел опомниться. Она так быстро протянула и разжала руки, что Мурину ничего иного не оставалось, как бросить свернутую трубкой выкройку на диван и подхватить дитя. Бэбэ тут же вцепился обеими ручками в шнуры. Мурин скосил глаза на его темя. Кожа на плешивой, покрытой пухом макушке пульсировала. Мурин оцепенел со страху. «Еще выроню, не дай бог». Надо бы сжать крепче. «А вдруг я его стисну слишком? И сломаю. Или вовсе придушу». По спине полился пот.
Оба Коловратовых пришли в восторг.
— Шарман! — закричала Маша.
— Какая прелесть, — умилился отец. — Настоящая аллегория. Амур и Марс.
Бэбэ сомкнул пальцы у Мурина в бакенбардах. Мурин стал мотать головой, как конь. Хватка младенца поразила его своею силой. Из глаз чуть не слезы брызнули.
— Шарман! — восторгалась Маша. — Вы прирожденный отец! Да вы покачайте его вверх-вниз. Он и отпустит.
Мурин покачал вверх и вниз. Бэбэ точно разжал пальцы. Разинул беззубый рот, издал восторженную трель: гр-р-р-у-у-у. Затем, гораздо ниже, испустил глухой звук: пфр-р-р-р. Следом грянул запах.