— Я прав почти всегда, — стряхнул пепел Ипполит. — И я люблю тебя и старым, и новым, и даже если ты мне однажды заявишь, что решил поступить в актеры.
Матвей фыркнул.
После чего разговор перешел в практическую плоскость.
— Я хочу попросить тебя об одолжении, милый.
Матвей захохотал:
— Ипполит, ты великолепен! Сперва предупредил, что твоя братская любовь ко мне безгранична. А теперь просишь об одолжении. Чего ж ты хочешь? Говори.
Ипполит вынул портсигар, выудил не глядя сигарку.
— Ты тоже этого хочешь, просто еще не знаешь, что моя просьба касается соблюдения и твоих интересов тоже.
— Ну! Теперь я точно весь внимание.
— Я прошу тебя при случае заехать в Энск и проведать там дом, который мы накануне войны унаследовали от отцовской тетки.
Матвей изобразил удивление.
— У нас есть в Энске дом? Большой?
Ипполит закатил глаза:
— Не валяй дурака. Когда ты был там в последний раз, тебя уже вынули из пеленок. Ты носил штанишки.
— Нет, я все еще ходил в платьице! Точно-точно! С розовым кушаком.
— А говоришь, что ничего не помнишь.
— Ты меня уел.
— Управляющий пишет, что дом немножечко пострадал… э-э-э… тем летом.
«Во время войны», — перевел Мурин.
Старший брат зажал сигарку зубами, наклонил к кремню в руке, раскурил, пыхнул, вынул изо рта:
— Весь крюк едва ли с полсотни верст.
Он смотрел на Матвея с надеждой. Брови младшего брата упрямо сдвинулись:
— Да, но… Зачем туда ехать самому? Тем более если немножко. Пусть починят.
— Да ведь от тебя ничего больше не потребуется. Там надо просто показаться, — принялся уговаривать Ипполит. — После… этого всего. Когда этот народ видит, что хозяин присматривает, они уже не позволяют себе распускаться.
— А ты что ж не поедешь сам?
— Я не смогу на них так гаркнуть, как ты, — принялся убеждать Ипполит. — Я штатское лицо. А у тебя и голос командирский. И гирлянды эти… — Он имел в виду эполеты. — Они точно примут тебя за генерала. Ты просто покажись им там. Рявкни. Что-нибудь вроде «Глядите у меня». Или «Я вас всех!». Чтоб знали, что мы бдим. И езжай себе дальше.
Он широко улыбнулся.
— И все? — не поверил Матвей.
Улыбка не погасла, но глаза Ипполита стали внимательнее.
— Выкладывай все как есть, — потребовал Матвей.
Ипполит со вздохом наклонил сигарку к пепельнице, постучал указательным пальцем по кончику:
— Дельце совсем небольшое. Захвати у управляющего список всего, что было повреждено или испорчено во время… этих событий.
— Зачем? Все равно того, что было, уже не вернуть.
Ипполит вдруг перебил его строго:
— Тут ты ошибаешься.
Матвей хмыкнул:
— Ах, вот оно что-о… Возмещение дворянству.
— Ты знал? — удивился теперь Ипполит. Лицо его стало собранным, хищным, он не любил утечек из департамента. — Откуда?
Матвей вспомнил своего невольного знакомого — Егорушку, пронырливого управляющего генеральши Глазовой, который купил в Москве четыре дома ровно перед самым пожаром. Не самое приятное знакомство!
— Это не так интересно.
Ипполит был не согласен. Но решил не давить:
— Как скажешь.
— Но я все же считаю, что лучше бы съездил ты. Списки, цифры — это все не по моей части.
Ипполит вздохнул. Разница между братьями была восемь лет, но в некоторых отношениях Матвей был сущее дитя. Ничто так не старит человека, как жизнь при дворе, тем паче при особе государя, даже такого очаровательного, как «наш дорогой ангел Александр Павлович». Ипполиту иногда казалось, что их разделяют не восемь лет, а восемнадцать.
— А что, по-твоему, я скажу государю?
— Что едешь в маленький отпуск.
— А зачем я еду в маленький отпуск туда, где только что творился сущий ад?
— А почему бы не сказать правду?
Ипполит фыркнул.
— Ведь государь сам изволил покрыть дворянству убытки, — не понял Матвей.
— М-да. Армия оглупляет, — заметил Ипполит.
Матвей надулся. Ипполит ласково засмеялся и похлопал брата по колену:
— Ну-ну, я любя. Это была дружеская критика. Ты ничуть не глупей меня. Но ты же не будешь отрицать, что на ум человека влияет среда.
— Хорошо. Если ты отточил свой ум, тогда как я его затупил, то объясни мне, пока я ненароком все тебе не испортил.
— Ну что ты уж и набычился.
— Я не набычился. Я действительно не понимаю.
— Что ж. Посмотри на все глазами государя. Я прошу отпуск, чтобы сосчитать свои убытки. Что получается?
— Что ты желаешь знать точную сумму своих убытков.