— Так ты нездешний?
— Нет, я живу в Рурской области. То есть я жил там, в Оберхаузен-Штеркраде, на Гинденбургштрассе. Теперь на месте нашего дома осталась только воронка от бомбы. Там погибла вся моя семья — родители, сестра.
— И поэтому тебе дали отпуск, мой мальчик?
Солдат кивает:
— Внеочередной отпуск для урегулирования семейных дел. Да какие могут быть семейные дела теперь, когда вся семья погибла? Вот я и приехал в Гревенитц. Сюда занесло одного из братьев моей матери, моего, так сказать, дядюшку. Правда, мы мало знакомы с ним.
Оказывается, фрау Тетцлафф лучше информирована о родственных отношениях молодого солдата, чем он сам. Она знает и его дядюшку.
— У нас только один имел родственников в Рурской области — Пауль Кранбюлер.
Ее осведомленность явно производит на солдата впечатление, и он хочет до конца использовать это.
— Раз вы все знаете, фрау хозяйка, то подскажите, где мне найти девушку в Гревенитце, пока мой букет совсем не увял?
Молодому человеку определенно везет.
— Сегодня в Фельдкирхене будет танцевальный вечер. Можешь выбрать себе девушку там.
— В Фельдкирхене?
— Это не больше четырех километров отсюда.
— Нет, фрау хозяйка, хоть я и пехотинец, но топать пешком в собственный отпуск мне неохота. Я разыщу себе велосипед. Там, на фронте, у нас это называлось «организовать», и до сих пор не было еще ничего такого, чего бы мы не могли «организовать». — Голос молодого отпускника звучит непривычно громко.
«А ведь он почти ничего не пил», — отмечает про себя фрау Тетцлафф. Она успокаивает его:
— У Пауля Кранбюлера, насколько я знаю, как раз стоит в сарае подходящая старая развалина.
Хильда с интересом прислушивается к их беседе.
— Кранбюлер? — переспрашивает она хозяйку. — Это не его ли самый красивый дом с резными ставнями?
— Так точно, госпожа. — Солдат делает несколько шагов к их столику. — Я тоже узнал дом и разыскал своего дядюшку по этим резным ставням.
Но хозяйка незаметно, с чисто женской ловкостью снова возвращает его к стойке:
— Принести тебе что-нибудь поесть, мой мальчик?
— А почему бы и нет? Только сначала плесните мне еще в стакан. Сегодня у меня есть повод выпить. Раз уж мне удалось разыскать дядюшку, то удастся найти и подходящую девчонку.
Сидя за столом, советник следит за Хильдой, которая не спускает глаз с отпускника.
— Он, безусловно, мог бы рассказать много интересного, — тихо шепчет она.
— Он насторожится, если мы начнем его выспрашивать, — бормочет в ответ Удо фон Левитцов.
— Почему такой мрачный тон, Удо?
— Потому что мне кажется, что вас интересуют не его впечатления от Восточного фронта, а дом с резными ставнями или сам этот кавалер с букетом лютиков.
— Так вы еще и ревнивы, господин фон Левитцов? Или причиной вашего скверного настроения являются голод и жажда, которые вы еще не утолили?
Тут, как по мановению волшебной палочки, появляется фрау Тетцлафф. В корзине, которую она несет очень бережно, покоится бутылка. Фрау указывает на этикетку.
— Черт возьми! «Нирштейнер бургвег»! Прекрасно, хозяйка, это великолепный рейнвейн!
— А что есть к этому благородному вину? — вмешивается Хильда. — Дорогая фрау Тетцлафф, мне и моей матери вы подавали в прошлый раз отличную свежую форель. Не откажите в любезности поджарить ее и сегодня, пожалуйста!
Хозяйка колеблется, но потом решается:
— С удовольствием, но только вечером.
— Вечером мы уже возвращаемся обратно в Берлин.
— Но сейчас у меня нет форелей. Они перепадают мне время от времени от местного рыбака. Он тоже любит иногда пропустить стаканчик.
— Далеко он живет?
— Нет, фрейлейн Гёбель, но к обеду мне уже все равно не успеть.
— А я так мечтала поесть форелей! — Хильда смотрит на хозяйку глазами обиженного ребенка, но в них отражается не только разочарование.
Хозяйка понимает ее:
— Если бы на машине, то можно было бы и успеть.
— Удо, это идея! — в восторге восклицает Хильда.
— Да так ли уж нужны эти форели? — спрашивает советник, но, будучи кавалером старой школы, он встает, не дожидаясь ответа, чтобы исполнить желание дамы. — Вы тоже едете, фрау хозяйка?
— К сожалению, я не могу оставить стойку и кухню без присмотра! — Она дает галантному кавалеру указания, бутылку для рыбака и провожает его к машине.
Хильда недолго остается одна. Молодой отпускник просит разрешения подсесть к ее столику. Он продолжает изображать этакого весельчака, ищущего знакомства. Он громко балагурит, шутит, но между словами тихо, так что слышит его только Хильда, произносит:
— Я Томас. Я уже боялся, что мне придется рассказывать свою историю до самого вечера.
— Как только я услышала про резные ставни, тут же поняла, что ты человек, которого я жду.
— Значит, ты «Альфа».
Тут Хильда замечает, что к ним подходит любопытная хозяйка.
— Принесите, пожалуйста, еще один стакан, фрау Тетцлафф. Молодой человек любезно согласился развлечь меня, пока вернется господин фон Левитцов с форелями.
Хозяйка усмехается: кажется, она все поняла и героически решилась сдержать свое любопытство. Для Хильды Гёбель она готова даже на это.
— Твой спутник в курсе? — тихо спрашивает молодой человек.
— Нет.
— Так вот почему тебе так захотелось форелей? А я-то удивился, «Альфа», о которой мне говорил «Омега», не просто взыскательная дама.
— Томас, у нас мало времени. Я очень рада, что до сих пор у тебя все шло успешно.
— После того как «Омега» получил твое последнее донесение, что в Гревенитце действительно есть этот дядюшка с его примечательными ставнями, я успел свыкнуться со своей новой биографией.
— А дядюшка? Он тебя признал?
— Пауль Кранбюлер видел в последний раз своего племянника, когда тот еще под стол пешком ходил. Кроме того, я подробно расспросил обо всем солдата, который дал мне свои документы.
— Многие ли военнопленные согласились сотрудничать?
— Нет. Ослабить воздействие геббельсовской пропаганды не так-то просто. Несколькими докладами и беседами не вытеснишь из головы идей, вдалбливавшихся годами. Многие солдаты еще продолжают верить в окончательную победу Гитлера.
— Тебя сбросили с парашютом?
— Нет, линия фронта постоянно менялась, и Центр решился на второй вариант: через фронт меня переправили партизаны.
— А проверки в тылу?
— «Омега» и его люди все предусмотрели. У меня настоящая солдатская книжка, настоящее отпускное свидетельство, срок действия которого истекает ровно через одиннадцать дней.
— А где передатчик?
— В надежном укрытии.
— Хорошо, ты можешь принести его позднее. На первое время я дам тебе один адрес в Берлине. Ты будешь легально жить у моей старой квартирной хозяйки. Если ты уйдешь в подполье, у тебя не будет такой свободы действий. Фрау Йёкель, моя хозяйка, была для меня когда-то второй матерью. Она плохо разбирается в политике. Она никогда не понимала, что происходит вокруг нее. В первую мировую войну она потеряла мужа, в прошлом году — единственного сына. Теперь она упрекает себя, что не удержала сына, когда он приезжал в свой последний отпуск. Она поможет каждому, кто больше не хочет возвращаться на фронт.
— Я должен остаться у нее?
— Нет, Томас. Ты получишь там гражданскую одежду и новые документы.
— От твоей квартирной хозяйки?
— Костюм — да. Документы тебе принесут.
— Не навлеку ли я опасность на фрау Йёкель?
— Ты пробудешь у нее буквально пару дней. Для соседей ты будешь товарищем сына. Я устрою тебя работать шофером на один из берлинских военных заводов. Надеюсь, мне удастся раздобыть тебе надежную броню.
— А где я буду жить?
— Ты получишь справку, что твой дом разбомбили, и переедешь в загородный поселок. Так ты сможешь собрать передатчик. На связь мы выходим каждую неделю, но в разное время. Ты как можно чаще будешь ездить на своей машине заправляться на Хеерштрассе. К тебе подойдет один из людей, ожидающих заправки. Он назовет тебе время встречи, если оно изменится.