Запись литературных текстов, которые никогда прежде не были их авторами зафиксированы на бумаге, облегчалась одним обстоятельством: полинезийская традиция требовала, чтобы каждый литературный текст, особенно каждое стихотворение произносилось в точно таком же виде, в каком оно когда-то было сочинено, без единого изменения и, главное, без единой ошибки. Собиратель полинезийской словесности Абрахам Форнандер, вспоминает, как еще в XIX в. слышал полинезийских декламаторов, произносивших литературные тексты по шесть часов кряду. Шесть долгих часов, без единой паузы и, главное, без ошибок и без запинки.
Для полинезийской поэзии типична богатая метафоричность. Полинезийские стихотворения, по крайней мере те, которые были записаны в "золотом руднике тихоокеанской поэзии" на Гавайских островах, по обязательным для всех литературным правилам, должны были иметь не менее четырех возможных осмыслений. Во-первых, смысл текста, как бы лежащий на поверхности; во-вторых, он должен быть немного двусмысленным или даже неприличным; в-третьих, иметь более глубокий мифологически-исторический смысл. И наконец, стихотворение - под своей последней "вуалью" - должно скрывать глубинный, философский смысл, который некоторые полинезийцы обозначали словом кауна.
Полинезийская поэзия на Гавайских островах была тесно связана с другими видами искусства. Каждое стихотворение, так же как у ацтеков в древней Мексике, читали нараспев и обычно сопровождали танцем, точнее, хулой.
Поэзия здесь, на Гавайях, делится на ряд самостоятельных жанров. Первый из них - меле кауа - стихи о войне и воителях. Второй - меле коихонуа - повествования о великих вождях и "культурных" героях. Третий - меле куо - хвалебные стихи. Для Полинезии весьма характерны меле иноа - стихи в честь какого-то человека. Например, в честь прославленного мастера сёрфинга. Лирические стихотворения называются оли оли. К полинезийской поэзии относится и ее enfant terrible[187] - меле памэа, стихи "неприличного" содержания. Меле ипо, напротив, представляет в полинезийской поэзии благородную любовную лирику. И наконец, меле каникау - стихи-песнопения в честь умерших.
Поэтические и иные произведения полинезийской литературы сочинялись, но не записывались. И все же полинезийцам была известна письменность. Следует напомнить, что этнографы и археологи с полным правом всегда считали одним из главных признаков зрелости той или иной культуры именно существование письменности.
Сохранившиеся лишь в одной точке Тихого океана остатка полинезийской письменности интересны во многих отношениях. Но более всего любопытен тот факт, что эти тексты, начертанные собственной рукой полинезийца, его особым письмом, найдены на одной из самых малых и самых изолированных территорий "треугольника", которая более других отдалена от "прародины полинезийцев" и от их островной "Гаваики", - на острове Пасхи.
Полинезийские тексты записаны на особых деревянных табличках, называемых кохау ронго-ронго (буквально - "говорящие дощечки"). Тексты нанесены на "говорящую дощечку" "гравировкой" с помощью акульего зуба или какого-то иного столь же острого "пера" животного происхождения. Несмотря на такой способ нанесения текста на дерево, все они записаны чрезвычайно четко и утонченно.
До нынешнего времени на Рапануи открыто всего двадцать с небольшим таких "говорящих дощечек". К тому же некоторые из них - лишь обломки прежних кохау ронго-ронго, иными словами, содержат лишь отрывок первоначального текста. Для иллюстрация размеров и текстовой "емкости" отдельных "говорящих дощечек" следует описать хотя бы те четыре, которые раньше других попали в руки ученых благодаря епископу Тепано Жоссану с Таити.
Этот французский пастырь приобрел табличку, которую он в своем каталоге назвал "Le bois echancre" ("Гнутое дерево"). Ее размеры - 43х16 см, и содержит она всего десять строчек на одной и двенадцать на другой стороне, в ней насчитывается 1135 знаков. Вторая табличка, которую Жоссан назвал рапануйским именем Миро, на каждой стороне имеет по четырнадцать строк, ее размеры - 29x20 см, и содержит она 806 знаков. Третья, "Вермулю", с одной стороны несет девять строк, с другой - восемь и содержит 822 знака. И, наконец, последняя таблица, попавшая в руки епископа (он назвал ее "La rame" - "Весло"), на обеих сторонах имеет но восьми строк. Ее размер - 90х10 см, и она насчитывает 1547 знаков.