— Она появилась, когда Джимми было… я точно не знаю, наверное, семнадцать или что-то около этого. В общем, за два года до того, как он загремел на Олений остров.
— О, Господи, — вздохнул отец. — Несчастный сукин сын. А его старик все еще сидит?
— Да нет, отец, он умер, — ответил Шон, заметив, как изменился в лице отец, припомнив их кухню в доме на Ганнон-стрит, где он с отцом Джимми по субботам спокойно и мирно ублажали себя пивом, время от времени оглашая воздух громовыми раскатами хохота, а их сыновья тем временем играли на заднем дворе.
— Да, черт возьми, — снова вздохнул отец. — А умер он хотя бы на свободе?
Шон собрался было соврать, но неожиданно для себя покачал головой.
— В тюрьме. В Уолполе. От цирроза.
— И когда?
— Вскоре после того, как вы переехали сюда. Шесть лет назад, а может — семь.
Рот отца округлился, и он беззвучно произнес «семь». Он поднес ко рту кружку пива, и Шону под желтым светом, падающим сверху, бросилось в глаза, как обильно гречка осыпала кожу на кистях его рук.
— Как мало надо, чтобы сойти с круга. И как легко потерять время.
— Прости, отец, мне жаль…
На лице отца появилась гримаса. Так он обычно отвечал на проявление сочувствия или комплимент.
— За что? Ты здесь ни при чем. Ведь Тим, черт возьми, сам сотворил все своими же руками, когда убил Сонни Тодда.
— Кажется, это было во время игры в пул. Так?
Отец пожал плечами.
— Они оба были в приличном подпитии. Кто что знает? Оба они были пьяны, у обоих были луженые глотки и оба заводились с пол-оборота. Но надо сказать, что Тим был более заводной, чем Сонни Тодд. — Отец отхлебнул глоток пива. — А что общего между похищением Дэйва Бойла и тем, что у вас произошло… кстати, как ее зовут, не Катрин? Катрин Маркус?
— Да.
— Так что все-таки общего между этими делами?
— Я не говорю, что между ними есть что-то общее.
— Но ты и не говоришь, что между ними нет ничего общего.
Шон непроизвольно улыбнулся. Сослуживцы часто прибегали к его услугам, когда в камеру удавалось засадить прожженного многоопытного уличного гангстера, адвокат которого знал судебную систему лучше большинства судей. Делали они это потому, что Шон мог расколоть его. Но если взять какого-нибудь хмыря из поколения его отца стародавнего, закаленного до твердости булата и не верящего ничему, гордого тем, что свое он с лихвой отработал, но с презрением относящегося ко всякого рода государственным или муниципальным службам, — вы можете провозиться с ним всю ночь и, если он не захочет с вами говорить, то наутро у вас не будет ничего, кроме прежнего перечня вопросов, оставшихся без ответов.
— Да нет, па, не стоит волноваться по поводу того, связаны эти события между собой или нет.
— А почему?
— Почему? Да просто мне захотелось повеселиться, — ответил Шон, делая знак рукой, что тема исчерпана.
— О-о-о, понимаю, что держит меня на поверхности этой жизни: то, что я еще имею шанс развеселить собственного сына.
Шон почувствовал, как рука его невольно, сама собой, сжимает ручку стеклянной пивной кружки.
— Я просмотрел дело о похищении Дэйва. Детектив, который вел расследование, умер. Больше никто не помнит ничего об этом случае, а дело все еще числится в списке нераскрытых.
— Да?
— Да, а ведь я помню, как ты однажды, примерно через год, после возвращения Дэйва домой, пришел ко мне в комнату и сказал: «Все кончено. Этих парней взяли».
Отец пожал плечами.
— Действительно, одного из них взяли.
— Так почему же…
— Будучи как-то в Олбани, — ответил отец, — я увидел фотографию в газете. Парень признавался в совершении двух сексуальных домогательств в Нью-Йорке и еще нескольких подобных делах в Массачусетсе и Вермонте. Этот парень, писалось в газете, повесился в камере перед тем, как должно было начаться подробное расследование. Я узнал этого парня по рисунку, который коп сделал у нас на кухне.
— Ты в этом уверен?
Отец решительно кивнул.
— На сто процентов. Детектив, который вел это дело… постой, его фамилия была…
— Флинн, — подсказал Шон.
Отец согласно кивнул.
— Майк Флинн, точно. Я ведь, как ты знаешь, некоторое время контактировал с ним. Поэтому я, после того как увидел снимок в газете, позвонил ему, и он сказал, да, это именно тот парень. И сам Дэйв подтвердил это.
— Какой именно?
— Что какой именно?
— Какой парень?
— А, кто из них двоих? Тот, жирный, с сонным видом.
Шона слегка развеселило, что отец произносит сейчас те же самые слова, что он сам произнес когда-то в детстве.
— Пассажир.
— Да.
— А его подельник? — спросил Шон.
Отец покачал головой.
— Погиб в автомобильной катастрофе. Так, по крайней мере, сказал тот парень. И вот как мне это стало известно, но я не могу ручаться за то, что все это правда. Да, ты буквально огорошил меня тем, что Тим Маркус помер.
Шон допил пиво и, кивнув головой в сторону пустой кружки отца, спросил:
— Еще по одной?
Отец считал, что одна кружка, это, можно сказать, вообще ничего.
— Еще спрашиваешь, — ответил он. — Конечно.
Когда Шон вернулся с пивом, отец смотрел на экран телевизора, звук которого был выключен. Показывали фильм «Двойная угроза». Когда Шон сел, отец спросил, мотнув головой в сторону экрана:
— Кто такой Роберт Оппергеймер?
— Как ты можешь понять, о чем фильм, если звук выключен? — вопросом на вопрос ответил Шон.
— Могу, — буркнул отец, наливая пиво из кувшина в кружку. Он нахмурился, возмутившись глупостью вопроса, заданного Шоном. — Это вы все время занимаетесь чем-то. Я никогда не понимал, чем.
— Занимаемся чем? И кто это — мы?
Отец указал на Шона кружкой, которую держал в руке.
— Кто, кто, парни твоего возраста, вот кто, — ворчливо пояснил отец. — Вы задаете невесть сколько вопросов, не утруждая себя тем, чтобы немножко подумать, прежде чем открывать рот. Ведь можно абсолютно точно знать, что вам ответят… если, конечно, чуть-чуть подумать.
— Да, — протянул Шон. — Согласен.
— Также и с делом Дэйва Бойла, — продолжал отец. — Что, собственно, в том, что случилось с Дэйвом двадцать пять лет назад? Тебе известно, что случилось. Он на четыре дня исчез; его похитили двое преступников, занимавшиеся растлением малолетних. Что точно с ним произошло? Именно то, что, по-твоему, должно было с ним произойти. Но вот сейчас ты выуживаешь все это из памяти, потому что… — Отец прильнул губами к кружке. — Я, черт возьми, и не знаю, почему.
Отец посмотрел на него озадаченным взглядом, растянув губы в рассеянной улыбке, копируя, вероятно, выражение лица Шона в тот момент.
— Послушай, па.
— Да.
— Ты всегда говоришь мне, что в твоей жизни не было ничего такого, о чем ты не думаешь, так? А сейчас ты можешь покопаться в голове?
— Только не в связи с этим, — вздохнув, ответил отец.
— Нет, па, именно в связи с этим.
— Нет, это не тот случай. Гнусные вещи случаются со всеми, Шон. Со всеми. И ты не исключение. Так же, как и все ваше поколение собирателей струпьев. У тебя есть доказательства причастности Дэйва к смерти Кейти Маркус?
Шон рассмеялся. Старик обошел его с фланга, скрывая свои истинные намерения за дымовой завесой фраз типа «ваше поколение», а ведь все это время, что они провели в беседе, он старался выведать, причастен ли Дэйв к смерти Кейти.
— Ну, скажем, существует парочка косвенных улик, благодаря которым мы должны относиться к нему с несколько повышенным вниманием.
— И ты считаешь это ответом?
— А ты считаешь это вопросом?
На лице отца появилась широкая улыбка, которая стерла с него минимум пятнадцать лет, и Шон припомнил, как во времена его молодости эта улыбка меняла настроение в доме и, словно ярким светом, освещала все кругом.
— Так ты пытаешься расколоть меня в отношении Дэйва, потому что хочешь узнать, не превратили ли эти типы его в человека, способного убить молодую девушку?
Шон пожал плечами.
— Можно считать, что так.
Произнося последнюю фразу, отец вертел в руках чашку с арахисом, стоявшую между ними; услышав ответ Шона, он отпил немного пива из своей кружки и сказал: