Иную сотворил из обезьяны Зевс:
Вот худшее из зол, что дал он в дар мужам:
Лицом уродлива подобная жена.
Идет по городу - посмешище для всех.
И шея коротка; едва - едва ползет;
Беззадая, как жердь. Увы, бедняга муж!
Что за красотку он обвить руками рад!
На выдумки ж хитра, уверткам счету нет.
Мартышка чистая! Насмешки ж - нипочем.
Добра не сделает, пожалуй, никому.
Но занята одной лишь думой день - деньской:
Какую пакость бы похуже учинить.
Иную - из пчелы. Такая - счастья дар.
Пред ней одной уста злословия молчат:
Растет и множится достаток от нее;
В любви супружеской идет к закату дней,
Потомство славное и сильное родив.
Средь прочих жен она прекрасней, выше всех,
Пленяя прелестью божественной своей,
И не охотница сидеть в кругу подруг,
За непристойными беседами следя.
Вот лучшая из жен, которых даровал
Мужчинам Зевс-отец на благо, вот их цвет.
А прочие - увы! - по промыслу его
И были бедствием, и будут для мужей.
Да, это зло из зол, что женщиной зовут.
Дал Зевс, и если есть чуть пользы от нее -
Хозяин от жены без меры терпит зло.
И дня не проведет спокойно, без тревог,
Кто с женщиной судьбу свою соединил,
И голод вытолкнет не скоро за порог;
А голод - лютый враг, сожитель - демон злой.
Чуть муж для праздника повеселиться рад -
Во славу ль божию иль там почтить кого,-
Жена, найдя предлог, подымет брань и крик.
Верь, у кого жена, тому не к дому гость.
Заезжего с пути радушие не ждет,
И та, что с виду всех невинней и скромней,
Как раз окажется зловреднее других.
Чуть зазевался муж... а уж соседи здесь:
Злорадствуют над тем, как слеп он и как прост,
Свою - то хвалит всяк - похвал не перечесть,
Чужую, не скупясь, поносит и бранит.
Хоть участь общая, - о том не знаем мы;
Ведь это зло из зол зиждитель создал, Зевс,
Нерасторжимые он узы наложил
С тех пор, когда одни сошли в подземный мрак
В борьбе за женщину - герои и вожди.
Отлично выспавшись мы наспех позавтракав продолжили путь к ближайшей переправе. Скудная растительность песчаной полупустыни вынуждала нас двигаться медленнее, делая очень частые остановки у зарослей сочной травы, попадавшимся нам на пути время от времени, попадались и участки пустыни с барханами, увидев которые наш Туохирасет совсем пал духом.
Проехав за день около шестидесяти миль, мы разбили лагерь на зелёном пятачке, поверив Туохирасету что утром тут будет вода. Египтянин заставил вырыть ров в три паса длиной и пас глубины и ширины, поужинав мы легли спать. Утром ров был наполовину заполнен водой.
Мы набрали горьковатую воду во фляги и напоили лошадей. Опасность нападения степных разбойников заставила нас отработать ряд приёмов обороны, которые в армии используются при защите обозов от варваров, и скифами в кочевьях.
Чётко распределили последовательность действий каждого члена отряда, и как то обучили Туохирасета прятаться за лошадь на скаку. На отдохнувших и напоенных лошадях мы резво стартовали надеясь ещё до заката достичь переправы через реку. В безоблачном небе парили орлы, по пути нам часто встречались стада сайгаков и любопытные суслики провожали нас внимательными взглядами.
Глава вторая. Аорсы. Гостеприимство хана Каяла
Перед остановкой на обед мы встретили сотню всадников, с воплями "Уллалллааа!" мчавшихся на нас. Пустив шестьдесят две стрелы в их сектор с большой дистанции, мы сбили в кучу и уложили на землю всех наших лошадей, наша первая турма скрыла их ощетинившейся тридцатью копьями стеной щитов, а вторая турма со мной и Марием приготовились продолжить стрельбу из арбалетов.
Потеряв десяток раненых, и опешив от осознания что наш отряд войнов в своих сверкающих доспехах довольно крепкий орешек, степные всадники отъехали подальше послав нам одинокого переговорщика. Я в ответ на это со своей стороны направился к нему на встречу, а тридцать один нацеленный в него арбалет принудил аорса к вежливости и благоразумию.
Всадник увидев варварские награды на моей груди, так обрадовался, что тут же опустился передо мною на колено и принеся свои извинения чтото прокричал своим войнам, приведя всадников в большой восторг.
Зная где то тройку десятков скифских и столько же сарматских слов, я ему объяснил что еду в Хорезм, и не желаю зла Аорсам. Всадники убрав оружие окружили меня, всякий норовил коснуться моей одежды и брони, затем потереть свои волосы.