Застолье началось именно так, как представлялось Роберту, без всяких отклонений. «Давайте выпьем за то, что небезызвестный Роберт Эр снова с нами!» С крепким стуком сдвинулись граненые стаканчики. Роберт опрокинул первую за месяц дозу водки, и тут же, то есть без всяких промедлений, на него надвинулся пандемониум алкогольного кошмара — безмолвные мухи и оглушающие грохоты развала декораций, и дальние отблески шестируких фигур. Он не мог ответить на крики «Что с тобой?», «Что с ним?», а только лишь сидел, спрятав лицо и положив на голову ладони.
Ритка, Анка и даже Полинка, а также Нэлка, Танька, все эти создания с дружеским школьным суффиксом «ка», соорудили Роберту уютнейшее ложе в его кабинете, препроводили его туда, поставили долгоиграющую пластинку с Гайдном, продуманно разместили источники света, чуть-чуть открыли форточку в далекий от проезжей части двор, чтоб долетал до его ноздрей запах весны, заварили крепчайший чай, а самое главное — по совету доктора Ознобишина, приближенного к дому Тушинских, начали пользовать «индийского пациента» самым популярным тогда в Москве транквилизатором, седуксеном. После первых двух таблеток этого зелья Роберт стал уверенно поправляться.
1963, июнь
Всенародное
А где же был Ян Тушинский и что с ним вообще произошло? Идиотская статья Шурия Шурьева, в которой он объявлялся чуть ли не предателем, его подкосила. Он хорошо знал этого хмыря еще по Парижу; тот там годами сидел как спецкор «Правды», словесный пулеметчик передового фронта идеологической войны. Еще при первой встрече Ян, глядя на Шурьева, подумал: раньше в Париже сидел Илья Эренбург, то есть наш Хулио Хуренито, а теперь вот Шурий Шурьев — лоб в два пальца шириной, в маленьких зенках постоянный отсвет основного чувства, то есть классовой ненависти.
С этим чувством он столкнулся однажды на семинаре по западной литературе в Союзе писателей. Шурьев, прибывший на этот семинар специально с передовых позиций, сообщал последние новости о деградации буржуазной литературы. Он привез с собой и красноречивое доказательство распада. Вот, извольте, несброшюрованный роман. Выпущен в свет респектабельным издательством «Галлимар». Во вступлении автор пишет, что перед употреблением читатель должен всякий раз перетасовать страницы и читать так, как сложится. Вы представляете, товарищи, какому глумлению в мире чистогана подвергается величественная мировая литература, призванная просвещать умы, звать к освобождению от ига капитала?!
И в негодовании как бы отшвырнул от себя злосчастную книженцию, которая тут же была подхвачена сидевшим в первом ряду шустрым верзилой, молодым поэтом. Тушинский перетасовал страницы и весело воскликнул: «А это здорово!»
«Что вы хотите этим сказать, Ян?» — спросил председательствующий на этом семинаре лауреат Консимов. Тушинский пожал плечами. «Честно говоря, не понимаю, почему товарищ Шурьев подходит к этой игре с такой звериной серьезностью? В литературе всегда должен присутствовать игровой элемент, иначе она превратится в кучу занудных трактатов». В Малом зале поднялся неоднородный шум. Забавная книжка пошла по рукам. Молодежь смеялась и аплодировала Тушинскому. Кто-то брякнул: «Хорошо бы вот так издать роман Петушатникова!» Писатели пожилого возраста подмигивали друг другу: еще помнили Двадцатые годы. А вот средний возраст возмущался: «Что за цинизм?! У этих людей нет ничего святого!» В шурум-буруме Шурьев не отрываясь смотрел на Тушинского. Ян скользнул было по нему небрежным взглядом, но потом подумал, что тот смотрит не просто так, а как-то особенно, и вернулся. Из-под тяжелых надбровных дуг на него взирал примат, исполненный ненависти. Никаких поблажек не предлагалось. Вспоминалась «Песня бойцов Наркомвнудела» из кинофильма «Ошибка инженера Кочина»: «Враг силен, мы сильней! Враг хитер, мы хитрей! Нам народная сила поможет / Вражьи когти спилить, вражьи ребра срубить, вражьи гнезда огнем уничтожить!» И все. И без поблажек.
В перерыве Тушинского взял под руку вальяжный Консимов.
«Что это вы, старрик, так жестоко ополчились на Шурьева? Ведь он прростой ррабочий паррень». Ян с горячностью возразил: «Что-то он не похож на простого рабочего парня. Я знаю простых рабочих парней. Скорее уж он напоминает вурдалака!» И быстро покинул помещение.