«Господин граф! Один рабочий из нашей мастерской видел Вишню в Буживале, я иду туда с ним искать ее».
Когда он оканчивал эту записку, мимо него проходил человек в блузе, напевавший вполголоса какую—то песню.
— Гиньон, — окликнул его Леон, узнав в нем своего друга.
— А, это ты, Леон?
— Вишню видели.
— Где? — спросил с живостью Гиньон.
— В Буживале, мой друг.
— Кто же ее видел?
— Коляр.
При этом имени на лице Гиньона выразилось полное отвращение.
— Я нахожу, — сказал он, — что этот Коляр просто мерзавец.
— Ты ошибаешься, он отличный малый.
— По—твоему, может быть, но, по—моему, я верю в свои слова.
— Все равно, — пробормотал Леон, — я пойду с ним в Буживаль.
— Когда?
— Я его жду. Кстати, отнеси это письмо графу.
— Изволь, приятель, охотно готов.
— Я его уведомляю, что отправляюсь с Коляром искать Вишню.
Гиньон нахмурился.
— Послушай моего совета, — сказал он, — не ходи.
— Да ведь он видел Вишню.
— Может быть, а все—таки…
— Ты глуп, — оборвал его Леон. — Коляр честный человек и мой истинный друг.
— Ну так исполни же хоть мою просьбу, я ведь тебе тоже друг.
— Какую?
— Обещай мне, что ты скажешь Коляру, что писал графу о том, что идешь в Буживаль.
Между тем Коляр уже успел распорядиться и нанял Николо за двадцать пять луидоров задушить и утопить Роллана.
Затем он вернулся к Леону.
— Пойдем, — сказал он столяру, беря его за руку, — пора! Через час будет уже темно, да и теперь уже не светло, а небо черно, как в аду.
И Коляр повел с собой Леона Роллана, погибель которого уже была решена.
Когда Арман прочел письмо Роллана, он несколько удивился.
— Что это за Коляр? — спросил он.
— По—моему, он просто мошенник, — ответил Гиньон.
— В таком случае этого нельзя оставлять без внимания, — проговорил Арман и послал нанять извозчика.
Затем он посадил с собой Гиньона, заметив:
— Поедем туда, я хочу посмотреть на этого человека.
Несмотря на то, что они собрались и ехали скоро, они уже не застали Роллана и Коляра.
РОКАМБОЛЬ
Вышедши с Леоном на улицу, Коляр нанял фиакр, стоявший на бульваре и с виду совершенно похожий на тот экипаж, в котором была похищена Вишня, и, усадив в него Леона, приказал кучеру везти их в Буживаль.
— Вот и ночь наступила, — заметил столяр. — Что мы теперь будем делать?
— Ночью, — проворчал Коляр, — меньше видно, но зато ум изощряется гораздо больше, чем днем.
— Что ты говоришь? — переспросил его Леон.
— В Буживале, на самой проезжей дороге, есть кабак, куда обыкновенно по вечерам собираются слуги из соседних замков и окрестные крестьяне. Мы послушаем, что они будут болтать, и узнаем, может быть, кое—что без всяких расспросов.
— Отлично, — согласился Леон. — Далеко это?
— Нет. Мы сейчас подъедем.
Минут через пять после этого фиакр выехал на шоссе и вскоре по знаку Коляра остановился.
— К кабаку неловко подъехать в фиакре, — заметил он при этом, как—то странно улыбаясь.
Они сошли, а кучер повернул лошадей и уехал.
Если бы столяр не был так рассеян, то он, конечно бы, заметил, что кучеру не было ничего заплачено, да он и не требовал платы.
Кабак, о котором, говорилось, был уединенный домик, построенный на берегу реки.
Трудно было бы представить себе что—нибудь более, мрачное: он был слеплен из разных обломков и глины и выкрашен краской. Над его дверью красовалась вывеска с надписью:
«Свидание гвардейских гусаров. Напитки и кушанья. Содержит Дебардер».
Прежде всего у всякого являлся вопрос, что это за Дебардер? Это была женщина, наполовину мужчина, с резким хриплым голосом, в деревянных башмаках и резиновом пальто. Она жила одна с мальчуганом лет 12—ти — хитрым, наглым и уже развращенным, которого звали Рокамболь.
Рокамболь был найденыш: однажды он зашел в кабак, спросил чего—то и потом хотел уйти, не заплатив денег. Старуха схватила его за ворот, началась борьба, во время которой Рокамболь схватил нож и хотел убить старую кабатчицу, но вдруг опомнился.
— Старуха, — крикнул он, — ты видишь, что я человек бывалый и мог бы сразу покончить с тобой, но у тебя не найдется, вероятно, и двадцати франков, а потому—то заключим лучше союз.
И между тем, как старуха дрожала от ужаса, смотря на этого негодяя, он спокойно продолжал:
— Я тебе говорю, что я человек уже бывалый, попробовал и исправительного, побывал и в пенитенциарной колонии, и к тебе зашел, удрав оттуда. Я, пожалуй, согласился бы и назад, потому что у меня нет ни гроша, но ведь и ты не останешься внакладе, если возьмешь меня к себе. Ты живешь одна. К тому же уж старуха, и хоть воровка, а не годишься для дела, и во мне ты приобретешь себе здоровую руку.
Эта циническая откровенность вполне понравилась кабатчице; она приняла Рокамболя, и он действительно сделался вскоре ее верным помощником и называл с какою—то насмешливою нежностью «маменька».
Рокамболь распоряжался продажей напитков, поджидал посетителей и, выпивая вместе с ними, тщательно обыскивал их карманы, когда они, пьяные, валились под стол.
Эта кабатчица была не кто иная, как вдова Фипар, любовница Николо, та ужасная старуха, которой Коляр поручил Вишню.
Когда Коляр и Леон вошли в это милое заведение, буфет которого был украшен дюжиной бутылок с этикетками самого разнообразного сорта, вроде «Напиток счастливых любовников», «Совершенная любовь» и т. д., то в кабаке было пусто и за стойкой сидел Рокамболь и читал какую—то комедию, его достойная «маменька» дремала, сидя на стуле, стоявшем у печки.
— Эй, старуха, — крикнул Коляр, войдя и стукнув кулаком по столу, — нельзя ли у вас выпить?
— Входите, братцы, — ответил ему Рокамболь, не отрывая своих глаз от книги.
Вдова Фипар проснулась и, протерев глаза, узнала Коляра.
— А, это вы, господин Коляр, — заговорила она необыкновенно вежливо, — с тех пор, как мы вас не видели…
Коляр сделал таинственный знак и громко сказал: Отведи—ка нам зеленую комнату, старуха. Нельзя, г. Коляр. Это почему?
— Оттого, что она занята до семи часов.
— Кем еще?
— Людьми очень почтенными, — проворчала старуха, выпрямляясь во весь рост, — кучером и камердинером из соседнего замка.
— Гм! — промычал Коляр, толкая локтем Леона. — Так отведи нам желтую комнату.
— Рокамболь, — приказала вдова Фипар величественным тоном, — проводи этих господ в свободную комнату и выслушай их приказания.
— Ладно, идет! — крикнул молодой негодяй и, взяв свечку, пошел впереди Коляра и Леона по маленькой круглой лестнице, ведущей наверх. Этот верхний этаж кабака состоял из трех каморок: одной довольно большой и двух маленьких нечистоплотных чуланчиков, которые на языке вдовы Фипар получили название кабинетов. Они были отделены один от другого довольно тонкой перегородкой.
Рокамболь с шумом отворил дверь желтого кабинета, меблированного столом и четырьмя стульями.
Коляр и Леон сели.
— Что прикажете? — спросил Рокамболь.
— Вина — пятнадцать бутылок.
— Так! Что еще?
— Сыру.
— А дальше?
— Фазана. Рокамболь вышел.
— Ты думаешь, что мы здесь что—нибудь узнаем?
— Я даю голову на отсечение, что лакеи, про которых сейчас говорила вдова Фипар, — ответил Коляр, — что—нибудь да выболтают про этого молодого человека.
Леон яростно сжал кулаки.
Рокамболь принес две бутылки вина, хлеба и сыру и только что начал было рассказывать Коляру о том, какой у них рядом поселился богатый англичанин, как внизу раздался голос вдовы Фипар, громко кричавшей:
— Рокамболь! Рокамболь!
— Сейчас, маменька, сейчас, — ответил негодяй и поторопился сбежать вниз.
— Тише, идут! — прошептал Коляр, кладя палец на губы и показывая этим, что надо молчать.