Таинственное пламя царицы Лоаны

Умберто Эко «Таинственное пламя царицы Лоаны»

Часть первая Поражение

Глава 1 Мучительный месяц [1]

— Ну, а зовут вас как?

— Обождите, вот вертится на языке…

Все начиналось так.

Я долго спал и проснулся, но был как в сером молоке. Собственно, я не спал, а грезил. Греза была странная, без картинок. Я не видел, а слышал, как мне объясняли, что я должен увидеть. Объясняли, что пока что я еще не вижу ничего, только дымку около каналов, где разрежены линии пейзажа. Брюгге, я сказал, это я в Брюгге. Бывал ли я дотоле в Брюгге мертвом?[2] Где меж дворцов туман как ладан снулый? О грустный и серый город — Надгробие в хризантемах, По стенам ошметки тумана Висят как обоев куски.

Омыв душой трамвайное стекло, я уронил ее в сырую морось, в шатание дымов под фонарем… О дымка, непорочная сестра… Туман вязкий и тусклый. Туман окутал весь город и вызвал сонм привидений…

Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну.[3]И в этот момент нам преграждает путь поднявшаяся из моря высокая, гораздо выше любого обитателя нашей планеты, человеческая фигура в саване. И кожа ее белее белого. Меня зовут Артур Гордон Пим, так-то.

Я жевал туман.[4]Призраки пробегали, пролетали, затрагивали меня, развеивались. Далекие огоньки трепетали, лампадки кладбища.

Кто-то проходит рядом со мной, не вызывая шума, будто бы босиком — не стучат каблуки, не слышатся туфли, не шлепают пятки, только туман своим краем задевает за щеку, пьяная ругань звучит вдалеке у парома. Паром? Не Харон? Я ничего не говорил, я только слышал.

Проникает туман, будто кошка на мягоньких лапах…[5] Оставался туман, будто мир из него устранили.

И все же глаза я потихоньку приоткрывал. Тогда говорили: — Нет, это все же не кома. Понимаете, голубушка… Посмотрите, энцефалограмма не совсем плоская. Безусловно. Имеем отдельные вспышки…

Кто-то мне светил в глаза, потом возвращались сумерки. Куда-то еще кололи. — Имеем, кроме того, подвижность…

Мегрэ ныряет в такой плотный туман, что даже не видит, куда ступает.[6] Видит, что в тумане полно человеческих фигур. Чем дальше идет комиссар, тем оживленней становится таинственная жизнь в тумане. Мегрэ? Элементарно, дорогой Уотсон, элементарно, как десять негритят, именно туман-то и укрывал собаку Баскервилей.

Полоса белых паров поднялась над горизонтом значительно выше, постепенно теряя сероватый цвет.[7] Вода стала горячей и приобрела совсем молочную окраску, дотрагиваться до нее неприятно. Мы мчимся прямо в обволакивающую мир белизну, перед нами разверзается бездна, будто приглашая нас в свои объятья.

Я слышал разговоры рядом, хотел закричать, что я тут. Что-то дико шумело, будто бы меня грызли острозубые жениховские машины.[8] Я был в исправительной колонии.

Тяжесть на голове, будто напялили железную маску. Вроде видятся голубые огни.

— Зрачки разного диаметра…

Фрагменты моих мыслей. Я пробуждался, это несомненно. Но я не мог пошевелиться. Только б суметь забодрство-вать… Сколько я проспал? Часов, дней, столетий?

Вернулся туман, слова в тумане, слова о тумане. Seltsam, im Nebel zu wandern! Странно бродить в тумане![9]

Что за язык? Я будто плыл в море, и берег был рядом, но мне не удавалось добраться. Никто меня не видел, меня уволакивало отливом.

Пожалуйста, скажите что-нибудь, пожалуйста, дотроньтесь до меня. Чья-то рука на лбу. Насладительно. Звучит другой голос: — Голубушка, известны случаи, когда пациент просыпался, вставал, брал шляпу и шел домой.

Кто-то лез все время с мигающей лампочкой, бренчал камертоном, подсовывали под нос чеснок, горчицу. Земля пропахла грибами.[10]

Новые голоса, эти-то изнутри: И горестно за стволами Локомотивы трубят… Священники, слепо мрежась в тумане, Идут гуськом в Сан-Микеле дель Боско.[11]

Небо из пепла.[12] Туман в верховьях Темзы, где он плывет над зелеными островками и лугами; туман в низовьях Темзы,[13]туман, грызущий руки малолетней торговки спичками. Прохожие с мостов Собачьего Острова[14] смотрят на отвратное туманное небо и сами впутаны в туман, как монгольфьер, подвешенный в коричневом тумане, ужели смерть столь многих истребила.[15] Вокзальная вонь и вокзальная полумгла.[16]

Другой свет, помягче. Ей чудилось, будто из-за вересковых зарослей до нее сквозь туман долетает плач шотландской волынки, многократно повторяемый эхом.[17]

Еще один долгий сон. Вероятно. Так я думаю. Опять тьма разреживается. Как будто я плыву в смеси Воды с анисовой настойкой…[18]

Он передо мной, хотя я вижу его как тень. В голове у меня сумбур наподобие похмельного. Что-то бормочу. Вроде как впервые овладеваю речью: — Posco reposco flagito[19]управляют инфинитивом будущего времени? А в какой момент они решили, что Cujus regio ejus religio…[20]чья земля, того и вера? Это когда католики с протестантами мирились в Аугсбурге или когда протестанты с католиками ссорились в Праге?[21] — и вслед за этим: Туман, видимость ограничена на всем протяжении апеннинского отрезка Первого скоростного шоссе Север — Юг от, Ронкобилаччо до Барберино дель Муджелло.

Он кивает, будто понял: — Конечно. Теперь откройте глаза и посмотрите вокруг. Как по-вашему, где мы?

Теперь я его вижу яснее. Он в хламиде. Как это говорится… Не в хламиде, а в халате. Я обвожу комнату взглядом и кручу вправо-влево головой: строгая чистая комната, мебели немного, мебель металлическая, мебель светлая, я в кровати, в руку вставлена трубочка. В раме окна сквозь щели затенения проходят лучики света, весна царит вокруг, пропитан ею воздух и земля.[22]

Я отваживаюсь:

— Это… больница… вы врач. Со мной что-то не так?

— Было не так. Я потом объясню. Но сейчас вы в сознании. И все будет хорошо. Я доктор Гратароло.[23] Вы уж извините, несколько вопросов. Что я показал? Сколько тут?

— Это рука, это пальцы. Четыре пальца. Четыре, да?

— Конечно. Сколько будет шестью шесть?

— Тридцать шесть, естественно.

Мысли у меня громоздятся в голове, но как будто без моей воли.

— Квадрат гипотенузы равен сумме квадратов катетов.

— Я в восхищении. Теорему Пифагора я тоже еще помню, хотя с математикой у меня в школе…

— Пифагор Самосский. Эвклид написал «Начала». В латинизированной форме «Элементы». Отчаянное одиночество параллельных прямых, которым не суждено сойтись.

— Похоже, память у вас в полном порядке. Ну, а зовут вас как?

Вот тут я дрогнул. И ведь же крутится прямо на языке. Я помялся и сказал самую естественную фразу:

— Меня зовут Артур Гордон Пим.

— Не угадали.

Явно Артуром Гордоном Пимом звали не меня. Пим не прошел. Я стал торговаться с доктором:

— Зовите меня… Измаил?[24] Можете звать Измаилом.

— Нет, вас зовут совсем не Измаилом. Пробуйте снова.

Откуда мне взять имя. Передо мной была стена. Назвать по имени Эвклида или Измаила казалось нетрудно, как сказать Карл у Клары украл кораллы. А как доходило до меня самого, вырастала стена. Нет, не то чтобы стена, объяснял я доктору: не плотная преграда, а какой-то зыбучий туман.

— Можете вы описать туман? — спросил доктор.

— Туман по дикому склону Карабкается и каплет.[25]А вы можете описать туман?

— Я не могу, я не писатель, а врач. Сейчас апрель, так что и показать туман не могу. Сегодня двадцать пятое апреля.

1

Мучительный месяц — название восходит к началу поэмы «Бесплодная земля» (1922) Томаса Стернза Элиота (1888–1965): «April is the cruellest month, breeding Lilacs out of the dead land, mixing Memory and desire, stirring Dull roots with spring rain». На русском языке имеется немало знаменитых переводов: «Апрель, беспощадный месяц, выводит Сирень из мертвой земли, мешает Воспоминанья и страсть, тревожит Сонные корни весенним дождем» (пер. с англ. А. Сергеева), «Апрель, жесточайший месяц, гонит Фиалки из мертвой земли, тянет Память к желанью, женит Дряблые корни с весенним дождем» (пер. С. Степанова); «Жестокий месяц апрель возрождает Подснежник из мертвой земли, смешивает Желанья и память, бередит Сонные корни весенним дождем» (пер. Я. Пробштейна); «Жестокий месяц апрель, выгоняющий Фиалки из мертвой земли, перемешивающий Память с желаньем, сочетающий Блеклые корни с весенним дождем» (пер. Регины).

2

Бывал ли я дотоле в Брюгге мертвом? — «Мертвый Брюгге» (Brugesla-morte, 1892) — название символистского романа бельгийца Жоржа Роденбаха (1855–1898), религиозного мистика. Следуют две цитаты оттуда же.

3

Мы мчимся прямо <… > Меня зовут Артур Гордон Пим. — Цитируются сперва заключительная, а потом первая фраза из «Повести о приключениях Артура Гордона Пима» (1838) Эдгара Аллана По (1809–1849), пер. с англ. Г. Злобина.

4

Я жевал туман. — Из лирического цикла «Ноктюрн. Комментарий к сумеркам» (Notturno. Commentario delle tenebre, 1916) Габриеле Д'Аннунцио (1863–1938), итальянского поэта, писателя, драматурга, героя Первой мировой войны, идейного основоположника итальянского фашизма.

5

Проникает туман, будто кошка… — Первые строки поэмы «Туман» (Fog, 1916) американского поэта Карла Сандбурга (1878–1967).

6

Мегрэ ныряет в такой плотный туман… — Жорж Сименон (1903–1989), «Порт туманов» (1932), глава 1, пер. с франц. А. Шаталова.

7

Полоса белых паров поднялась над горизонтом… — Э. А. По, «Повесть о приключениях Артура Гордона Пима», пер. с англ. Г. Злобина.

8

Жениховские машины — излюбленное выражение сюрреалистов начала XX в., в особенности Марселя Дюшана (1887–1968), автора произведения «Невеста, раздетая женихами донага, хотя…» (1915–1923). Книга Мишеля Карружа «Холостые машины» («Les machines celibataires», 1954) была посвящена притягательно-разрушительному облику механических устройств; машина стала главным героем рассказа Франца Кафки (1883–1924) «В исправительной колонии» (1914), который цитируется здесь же. В философских сочинениях на французском языке этот термин употребляется для определения бесплодной мужской любви, направленной на объект-женщину, но по сути эгоцентричной.

9

Странно бродить в тумане! — Из одноименного стихотворения 1905 г. Германа Гессе (1877–1962): Странно бродить в тумане! Деревья не видят друг друга, Одинок каждый куст и камень, Не выйти из этого круга! (пер. с нем. Р. Филипповой).

10

Земля пропахла грибами <…> И горестно за стволами… — Джованни Пасколи (1855–1912), из первого стихотворения цикла «Поцелуй мертвеца» («Bacio del morto»), из поэтической книги «Тамариски» (Myricae, 1891–1903).

11

…Священники, слепо мрежась… — Дж. Пасколи, из второго стихотворения цикла «Осенний дневник» («Diario autunnale») из поэтической книги Песни Кастельвеккьо (Canti di Castelvecchio, 1912).

12

Небо из пепла. — Первая строка стихотворения «Поле» («Сатро», 1920) Федерико Гарсиа Лорки (1898–1936).

13

Туман в верховьях Темзы… — Чарльз Диккенс (1812–1870), «Холодный дом» (1853), пер. с англ. М. Клягиной-Кондратьевой.

14

Прохожие с мостов Собачьего Острова… — Отсылка к поэме Т. С. Элиота «Бесплодная земля».

15

…ужели смерть столь многих истребила… — цитата из «Божественной комедии» Данте Алигьери (1265–1321) («Ад», III, 55, пер. с итал. М. Лозинского), использованная Элиотом в поэме «Бесплодная земля».

16

Вокзальная вонь и вокзальная полумгла. — Из произведения Наталии Гинзбург (1916–1991) «Мелкие добродетели» («Le piccole virtu», 1962). Наталия Гинзбург — известная итальянская писательница, автор знаменитых романов «Семейный лексикон», «Милый Микеле», «Валентин».

17

Ей чудилось, будто из-за вересковых зарослей… — Гюстав Флобер (1821–1880), «Госпожа Бовари» (1857), пер. с франц. Н. Любимова.

18

Как будто я плыву в смеси воды с анисовой настойкой… — Цитата из песни шансонье Паоло Конте: «Sembra d'essere in un bicchiere di acqua e anice».

19

Posco reposco flagito… — все три латинских глагола означают «требовать», «вытребывать обратно», «призывать к ответу». Doceo, celo, posco, reposco, flagito входят в ряд исключений, глаголов с двойным винительным. Подобные ряды зазубриваются школьниками как «гнать, терпеть, вертеть, зависеть…» Вопрос — «управляют ли они инфинитивом будущего времени», показывает путаницу в памяти героя, ибо инфинитивом будущего времени управляют глаголы spero, promitto, juro (присказка школьников: Spero, promitto, juro reggono l'infinito futuro).

20

Cujus regio ejus religio… чья земля, того и вера. — В 1555 г. Генрих II Французский в союзе с немецкими протестантскими князьями (Мориц Саксонский и др.) отвоевал у католического короля Карла V Испанского часть Лотарингии с городами Мец, Тур и Верден.

Был заключен Аугсбургский мир и провозглашен принцип «чья власть, того и вера» — «cujus regio ejus religio», согласно которому подданные должны были следовать вере своего правительства; князья и вольные города, которые придерживались протестантского учения, представленного на Аугсбургском сейме 1530 г., ограждались от притеснений. Та же формула применяется в научно-популярных контекстах и к другим историческим ситуациям.

21

…когда протестанты с католиками ссорились в Праге? — 23 мая 1618 г. имела место пражская дефенестрация — были лишены власти наместники испанских императоров (Габсбургов), наместников выбросили из окна ратуши богемские дворяне-протестанты, захватившие власть. Это был один из толчков к началу Тридцатилетней войны.

22

… весна царит вокруг, пропитан ею воздух и земля. — Джакомо Леопарди (1798–1837), «Одинокий воробей» («Il Passero solitario», 1831), в русской традиции «Одинокий дрозд», пер. с итал. А. Махова.

23

Я доктор Гратароло — Явный след алхимических чтений Эко в период подготовки Маятника Фуко. Доктор Иероним Гратароло (1516–1568) — медик, автор алхимического сочинения «Verae Alchemiae Artisque…» (Об истинной алхимии, искусствах и металлах, 1561).

24

Зовите меня Измаил. — Первая фраза романа Германа Мелвилла (1819–1891) «Моби Дик» (1851), пер. с англ. И. Бернштейн.

25

Туман по дикому склону Карабкается и каплет. — Джозуэ Кардуччи (1835–1907), стихотворение «Сан-Мартино» («San Martino») из сборника «Новые рифмы» («Rime Nuove», 1887).