— В чем дело? Ты что со мной, как с разбойником, разговариваешь?
Скользнул своим наметанным глазом по ружью и радостно вздрогнул. Лесничий забыл освободить предохранитель.
— Документы! — сказал лесничий.
Майор не счел нужным больше сдерживать свою ненависть.
— Молоко у тебя на губах еще не обсохло, чтобы стрелять! Посмотри на свое ружье! Ты даже предохранитель не освободил!
Лесничий глянул на затвор. В тот же миг правая рука майора сделала молниеносное движение, в ладони блеснул пистолет. Листья деревьев качнулись от двух выстрелов. Лесничий пошатнулся, словно хотел шагнуть вперед, но на это ему не хватило сил. Ружье выпало у него из рук и мягко стукнулось о настил опавшей листвы. Руки его взметнулись в стороны, судорожно ища опоры, и он тут же рухнул на землю.
Майор презрительно сплюнул и зашагал дальше, даже не подняв ружья.
Во второй раз его обстреляли два объездчика. Это были немолодые, видавшие виды люди. Они сразу же направили на него, свои ружья и приказали остановиться. И прежде чем майор сообразил, как ему поступить, мимо головы его просвистели первые пули. Лес загремел от выстрелов. Он бросился на землю, ползком добрался до ближайшего дерева и, яростно рыча, направил на них свой пистолет. Те тоже залегли. Майор выпустил в них половину обоймы и отполз назад. Объездчики ответили ему новыми выстрелами. Пули их тупо ударились о соседние стволы, почти бесшумно входя в мягкую древесину. Он выпустил всю обойму, перепрыгнул низкий кустарник и бросился бежать, на бегу заряжая пистолет.
Наступила третья весна его беспокойной жизни. Майор, не дожидаясь, пока с горных вершин сойдет снег, покинул город, где провел зиму. Ему надоело слушать осторожные намеки тех, кто его укрывал. «Время идет, — говорили они по самым различным поводам, союзники медлят, а новая власть крепнет. Что делать? Становится опасно».
«Эх вы, жалкие твари!» — думал он, стискивая зубы, чтобы сдержать презрение, готовое прорваться наружу.
Лучше всего он чувствовал себя возле границы. Здесь ему была знакома каждая пядь земли. За пограничной полосой находились союзники. Там он отдыхал от всех забот. Изредка ездил в большие города, неистово предавался разврату. Возвращался в горы подавленным, с притупившейся волей, презирал себя и, чтобы заглушить это чувство, окунался с головой в работу.
Корчмарь встречал майора перепуганный до смерти нерадостными новостями, которые он узнавал от односельчан. Группа из семи человек, в том числе две женщины, должна была бежать из центральной части страны, но всех до одного схватили… Голосом, выдававшим панический страх, Кыню рассказывал майору о том, что слышал за последние дни.
«Мышиная душонка!» — ругал его про себя майор, а вслух успокаивал, говоря, что там, за линией границы, все готово и что они скоро начнут действовать.
Лето принесло новые тревоги. Погибло еще двое, третий был пойман живым, но, к счастью, не знал всех подробностей и не смог раскрыть ничего, кроме своего участия в заговоре. Из внутренних районов страны все чаще стали поступать нетерпеливые распоряжения: торопиться с оружием, усилить предохранительные меры. Торопились и те, по другую сторону границы. Он особенно почувствовал это с приездом Хью Брефа.
За короткое время было сделано очень много. Он радовался. А тут, как на грех, почти у самой границы, в том месте, где проходил их главный канал, нежданно-негаданно появился этот малый. От него нужно во что бы то ни стало добиться признания, получить исчерпывающие объяснения насчет того, зачем он отправился за минералами именно туда, где проходят самые безопасные тропы, по которым переносят оружие и материалы. Уж не пронюхали ли что-нибудь власти? А что, если его под видом геолога послали на разведку?
Бывший майор беспокойно заворочался, повернулся на другой бок, поправил пистолет, мешавший ему, и уставился в пустоту. Со стороны леса стена палатки сливалась с темнотой. Сквозь щели виднелась темная полоска неба.
Чувство недовольства, от которого майор проснулся, усилилось. Во рту у него был неприятный привкус. Он пошарил рукой, ища сигареты. Не найдя их, зажег карманный фонарик и осмотрелся. Англичанин спал сном праведника. Ему, видно, было жарко, так как одеяло было откинуто, и из-под него высовывалось плечо в пижаме.