Выбрать главу

— Но если вы уверены, что Инглторп невиновен, скажите, зачем ему было покупать стрихнин?

— А он его и не покупал.

— Но Мэйс узнал его!

— Простите, друг мой, но Мэйс видел всего лишь человека с черной бородой, как у мистера Инглторпа, в очках, как у мистера Инглторпа. И так же странно одетого. Он при всем желании не мог бы узнать человека, которого ни разу не видел вблизи, ведь он всего две недели, как поселился в Стайлз-Сент-Мэри, к тому же миссис Инглторп имела дело в основном с аптекой Кута в Тэдмивстере.

— Вы хотите сказать…

— Mon ami, помните те два факта, на которые я просил вас обратить внимание? Первый пока оставим, а какой был второй?

— То, что Альфред Инглторп одевается крайне необычно, имеет черную бороду и носит очки, — припомнил я.

— Правильно. А теперь предположим, что кто-то хочет, чтобы его приняли за Джона или Лоренса Кавендиша. Как вы думаете, легко это сделать?

— Н-нет, — пролепетал я удивленно. — Хотя, конечно, актер…

Но Пуаро резко перебил меня:

— А почему это трудно? Да потому, друг мой, что оба они гладко выбриты. Чтобы среди бела дня кого-нибудь приняли за Лоренса или Джона, надо быть гениальным актером и обладать при этом определенным природным сходством. Но в случае Альфреда Инглторпа все гораздо проще. Его одежда, борода, очки, скрывающие глаза, — все это легко узнаваемо. А какое первое желание преступника? Отвести от себя подозрения! Как это проще всего сделать? Конечно, заставить подозревать кого-нибудь другого! Мистер Инглторп очень подцедил для этой роли. В глазах обитателей дома Альфред Инглторп всегда был человеком, способным на любую подлость. Такое предвзятое отношение и привело к тому, что он сразу попал под подозрение. Но чтобы погубить его наверняка, требовался какой-нибудь неопровержимый факт, скажем, то, что он собственноручно купил стрихнин. Учитывая его характерную внешность, организовать это было совсем нетрудно. Не забывайте, мистер Мэйс никогда даже не разговаривал с Альфредом Инглторпом, откуда же ему знать, что человек в одежде мистера Инглторпа, в его очках и с его бородой не был мистером Инглторпом?

— Возможно, это и так, — согласился я, сраженный красноречием своего друга, — но почему в таком случае Альфред не сказал, где он находился в шесть вечера в понедельник?

— Действительно, почему? — тихо спросил Пуаро. — Наверное, если его арестуют, он скажет это, но я не могу доводить дело до ареста. Необходимо, чтобы Инглторп понял, какая над ним нависла угроза. Конечно, молчит он неспроста, наверняка есть какая-то мерзость, которую он хочет скрыть. Хотя Инглторп и не убивал свою жену, он все равно остается негодяем, которому есть что скрывать.

«Что же это может быть?» — подумал я, побежденный доводами Пуаро. Однако в глубине души я все еще питал слабую надежду на то, что первоначальная ясная схема, в которую укладывались все свидетельские показания, окажется в конце концов, верной.

— А вы не догадываетесь? — с улыбкой спросил Пуаро.

— Нет.

— А мне вот недавно пришла в голову одна идейка, которая теперь полностью подтвердилась.

— Вы мне не говорили об этом, — сказал я с упреком.

Пуаро развел руками.

— Простите, mon ami, но вы сами держали меня на некотором отдалении. Ну, я убедил вас, что не следует допускать его ареста?

— Отчасти, — нерешительно произнес я, будучи совершенно равнодушен к судьбе Инглторпа и полагая, что припугнуть его будет нелишне.

Пуаро внимательно посмотрел на меня и вздохнул.

— Ладно, друг мой, скажите мне лучше, что вы думаете о фактах, которые всплыли во время дознания?

— По-моему, мы не услышали ничего нового.

— Неужели вас ничто не удивило?

Я сразу подумал о показаниях Мэри Кэвендиш.

— Что, например?

— Ну, скажем, выступление Лоренса Кэвендиша.

У меня стало легче на душе!

— А, вы говорите о Лоренсе? Но ведь он всегда отличался излишней впечатлительностью.

— И тем не менее, вас не удивило его предположение, что причиной смерти миссис Инглторп могло быть лекарство, которое она принимала?

— Нет. Хотя врачи и отвергли такую возможность, но для человека неискушенного подобное предположение было вполне естественным.

— Но мосье Лоренса трудно назвать неискушенным, вы же сами мне говорили, что он изучал медицину и даже имеет врачебный диплом.

— А ведь действительно! Мне это не приходило в голову. В таком случае его слова действительно кажутся странными.

Пуаро кивнул.

— С самого начала в его поведении было что-то непонятное. Из всех обитателей дома он единственный должен был сразу распознать симптомы отравления стрихнином, но случилось наоборот — лишь он один до сих пор допускает возможность естественной смерти; если бы это предположение выдвинул Джон, я бы не удивился. Он не специалист и к тому же немного тугодум по натуре. Но Лоренс — это совсем другое дело. Тем не менее он выдвинул предположение, абсурдность которого должен был понимать лучше других. Mon ami, тут есть над чем подумать!